– Здравствуй, – холодновато произнесла Карина, приблизившись к подполковнику. – Ты в форме? По какому случаю?
– Не успел переодеться. А ты с каждым днем становишься все красивее и красивее.
– Ты в своем репертуаре, Рудольф!
Она не улыбнулась неуклюжему комплименту, и Межинов растерялся. Он допустил очередной промах. Резануло слух это «Рудольф»: чуть ли не Адольф! Столь звучным именем он был обязан матери, обожавшей все редкое. Она сочла, что Рудольфов, как ни крути, меньше, чем Вовочек и Толиков, и оказалась права. В школе он был единственным Рудольфом, но благодарности к заботливой родительнице почему-то не испытывал. Друзья, сослуживцы и просто знакомые называли его Рудольфом Петровичем – при отчестве имя звучало не так вызывающе, и одна Карина подчеркнуто величала Рудольфом.
– Тебе не стоит стесняться своего имени, – говорила она. – Слово «Рудольф» имеет германские корни, кажется, и означает «славный волк». Разве ты не похож на волка, Межинов?
Она смотрела в самую суть Межинова: в глубине души он ощущал себя волком, а ее – волчицей. В каких-то вещах они стоили друг друга.
Карине исполнилось тридцать два года, ему – тридцать пять. Она была независимой, непостижимой, очень красивой незамужней женщиной. Супружеские узы ее не прельщали.
– Скоро пойдет дождь, – сказал подполковник. – Посидим в кафе?
Она неопределенно повела плечами – в кафе так в кафе.
Для встреч с Кариной Межинов облюбовал кафе «Ивушка», оно располагалось в тихом уголке города, и при непритязательном названии там имелся изысканный интерьер, быстрое, вежливое обслуживание, вкусная русская кухня. Карина называла это кафе «дворянским гнездом». Внутри оно смахивало на уютную столовую в дворянском доме: окна, выходящие в запущенный сад, старые портреты в багетовых рамах, горки с выставленным напоказ фарфором, кисейные занавеси, белоснежные скатерти, мягкие стулья. Кушанья и напитки подавали, приготовленные по старинным рецептам, – грибы в сметане, пироги с лососиной и палтусом, монастырскую водку, клюквенную настойку.
Межинов любил хорошо поесть; Карина в еде была непривередлива, но внутреннее убранство зала ей нравилось. Она с удовольствием ходила в «Ивушку».
– Зачем ты меня пригласил сюда? – безжалостно спросила Карина, когда подполковник сделал заказ.
– Хотел увидеть, поговорить.
– О чем?
Она ставила его в тупик своей прямотой. И вместе с тем в ней всегда текла какая-то скрытая жизнь, где Рудольфу не было места.
– О тебе… – пробормотал он. – О нас.
– Ужасно интересно!
Официантка принесла вазу с водой для цветов. Карина поставила в нее тюльпаны и залюбовалась ими. Все вокруг для нее исчезло.
– Неужели для тебя не имеет значения личное счастье?! – в отчаянии воскликнул Межинов, ревнуя ее к тюльпанам.
– Не задавай глупых вопросов, Рудольф.
– Но… скажи честно, у тебя есть мужчина?
– Я никогда не скрывала правды, – подняла на него смоляные глаза Карина. – У меня есть мужчина. И всегда был.
При ее волосах с естественным пепельным отливом черные глаза, ресницы и брови создавали неповторимое очарование. Он ни у кого не видел такого лица.
– Почему он не женится на тебе? Не хочет?
– А зачем? Разве брак и любовь одно и то же? Вот ты, например, женился. Что, счастлив?
– Ты знаешь, как я женился, – занервничал Межинов, хотя давал себе слово сохранять хладнокровие. – Думал, заживу с другой женщиной, забуду о тебе! Время лечит любые раны.
