– Наверное, я о том, что надо бы следовать собственным лозунгам.
– Татьяна, – прошипел Коля, – сейчас не время.
– Да, – кивнула она, – не время и не место. Скажи еще, что по законам военного времени сейчас шлепнут без некролога. Так у нас и в мирное время было так же. Раз. И пропал человек.
– Таня, прошу тебя, – пробурчал Коля.
Лицо его стало белеть, глаза сильно моргали. Татьяна испугалась, что сейчас у Коли начнется приступ. Она быстро достала две таблетки люминала и дала Коле, а разговор решила продолжить уже в другом месте и с другим человеком.
Миша был счастлив увидеть ее. Его университет частично уже эвакуировали, но он под эвакуацию не попадал. Не были у Миши ни семьи, ни детей, а мать – старушка не учитывалась советской властью. Все это его не смущало, тем более, что ему добавили часы лекций и студентов.
– Представляешь, – громко сказал Миша, – если так пойдет и дальше, то я стану завкафедрой еще до зимы.
– Это война, – сказала Татьяна, – потери двигают наше общество быстрее, чем мирная жизнь.
– Я не попаду под мобилизацию, – так же громко сказал Миша, – у меня и язва была, но главное туберкулез. Он, вроде, прошел, но плеврит остался. В эвакуацию не берут, но и на фронт тоже. Буду расти здесь. В тылу!
Татьяна переступила через кучу грязи – город убирался все хуже и хуже:
– Почему они молчат?
– Кто они? – не понял Миша.
– Наши власти. Отцы города.
– Ну как так молчат? – почему-то Миша посмотрел по сторонам. До комендантского часа было еще рано и патрулей на улице было мало.
– Они не говорят нам всей правды, – упрямо повторила Татьяна, – на фронте совсем не так, как говорят в сводках. Они все это скрывают и от нас и от вас.
Как хорошо, что Миша не знал ее пару лет назад. Коля сейчас бы оборвал ее и прошептал бы: «Ты что. Опять захотела в подвал большого дома?». Миша ничего о ее запретном прошлом не знал и не перебивал ее. Во всяком случае, пока.
– Во время войны, – очень серьезно сказал Миша, – никогда не говорят всего. Враг имеет уши везде.
– Ты имеешь ввиду нашу советскую власть, – обычным тоном спросила Татьяна.
– Советскую власть? – опешил Миша.
_ Да. Под внутренним врагом, имеющим уши.
Миша резко остановился и дернул Татьяну за локоть:
– Что ты такое говоришь?
– А я думала, что ты не решишься на такое. Во всяком случае, пока мы не переночуем вместе, – с легким смешком отстранилась она.
Миша сумрачно смотрел на нее. Он стоял и машинально тер большим пальцем правой руки фалангу указательного пальца. Татьяна поняла, что он уже думал об этом, хотя и боялся думать.
– Ты думаешь, все они, – Татьяна кивнула в сторону уже пустой мостовой, где недавно ходили люди, – не думают об этом?
– Не думают, не все думают, – тихо сказал Миша, – те, кто много думали, уже вообще не думают.
Татьяна засмеялась чмокнула Мишу в шоку и побежала домой легким шагом влюбленной женщины.
Они шли с Мишей, который ждал ее после работы. Миша жил в коммуналке с мамой школьной учительницей. Сын пошел дальше и стал кандидатом наук и доцентом. Миша смеялся, что после того как он защитил диссертацию мама перестала говорить ему о литературе, но часто напоминала, чтобы он одел шапку:
– Она считает, говорил он, что все ученые такие рассеянные, что все забывают.
– А ты не такой, – улыбнулась Татьяна.
– Как видишь, нет, – Миша рассмеялся, – ведь тебя не забыл.
– Не надо, – Татьяна, сказала это какие-то серьезно- скрипучим голосом, – не надо. Сейчас не время и не место. Скорее всего, не время.
