«…Мы с тов. С. К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий. Передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Берия, Молотова, Маленкова, на совещание прибыть Вам и Тимошенко».
Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК. Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 часов 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня…»[41]
Это описание событий достаточно точно – и по хронологии, и по названным участникам совещания (правда, член Главного Военного совета Г. Маленков появился в кабинете Сталина лишь в 7.30). Следует отметить и то важное обстоятельство, что свой доклад на Пленуме товарищу Жукову предстояло произнести в присутствии живого участника событий – весной 1956 г. Молотов был еще членом ЦК. Есть серьезные основания поверить в правдоподобие данной версии, в соответствии с которой Сталин не просто расценил произошедшее как «провокацию немецких военных», но и прямо запретил ответные действия!
Странные и загадочные события последних предвоенных дней не могли не привлечь к себе внимание историков и журналистов. На эту тему написаны уже сотни статей и книг. Первой по хронологическому порядку была выдвинута потрясающая по своей абсурдности версия о том, что товарищ Сталин был не доверчивый, а супердоверчивый. Наивный и глупый. Воспитанница института благородных девиц, краснеющая при виде голых лошадей на улице, могла бы считаться «гением злодейства» по сравнению с этим простодушным дурачком. Оказывается, Сталин любовно разглядывал подпись Риббентропа под Пактом о ненападении вместо того, чтобы привести войска в «состояние полной готовности»…
Затем эту версию несколько видоизменили и «усовершенствовали». Нет, Риббентропу наш тиран не поверил, он просто растерялся и впал в прострацию. Для пущей важности был вызван израильский профессор Г. Городецкий (он, к слову говоря, не репатриант из бывшего СССР, а урожденный израильтянин), который в книге с восхитительным названием: «Роковой самообман. Сталин и нападение Германии» без тени иронии написал такое:
«…Сталин просто-напросто отказывался воспринимать сообщения разведки… Сталин явно растерялся, но отчаянно не хотел расставаться со своим заблуждением… Сталин, по-видимому, гнал прочь любую мысль о войне, он потерял инициативу и был практически парализован…»
Не многим уступали «иностранному консультанту» и местные кадры. Один товарищ написал дословно следующее: «Ожидая в случае войны скорого поражения, а для себя лично – гибели, Сталин, вероятно, счел сопротивление бесполезным, оттого и не пытался ни грозить Гитлеру, ни изготовиться к бою вовремя…»
Эта потрясающая по силе «рокового самообмана» версия (хотя в данном случае, скорее всего, надо говорить не о самообмане авторов, а о целенаправленном обмане окружающих) не смогла пережить первой же встречи с тем массивом документов и фактов, который открылся в первой половине 90-х годов. Сегодня уже не вызывает ни малейших сомнений то обстоятельство, что весной 41-го Сталин вовсе не был парализован, растерян и испуган до умопомрачения. Он не только не «гнал прочь любую мысль войне», а готовился к приближающемуся дню начала войны с предельным напряжением всех сил огромной страны. Начиная со второй декады июня в обстановке глубочайшей секретности начали осуществляться мероприятия, которые невозможно интерпретировать иначе как подготовку к войне. К войне, которая должна начаться не в каком-то «обозримом будущем»,
