– Зачем я вернулся?
– Да.
– Неважно. Может быть, это было важно вчера, а теперь уже нет…
– Москва предъявляет слишком большие счета, и все силы здесь уходят на то, чтобы их оплачивать. Здесь можно жить только тогда, когда у тебя нет выбора. А если у тебя есть выбор, жить здесь или где-то ещё, то этот город не для тебя.
– Значит, если я один раз уехал, то неминуемо уеду снова?
– Ты не просто уехал. Ты жил где-то там, а теперь вдруг решил вернуться.
– И снова уеду?
– Да.
– И что, это значит, не стоило и приезжать?
В комнате погас свет.
– Надо было магнитофон захватить.
– Она уже легла,– сказал он.
– Да. Так значит, это уже не актуально?
– Что именно?
– Всё. О чём я думал тогда, на что наделся, во что верил…
– Слушай, давай сменим тему,– сказал он.
– Не уверен, что получится, но давай попробуем. Как в анекдоте, знаешь? К настоятелю церкви приходит бизнесмен и говорит: “Святой отец, если я пожертвую вашей церкви миллион, я попаду в Рай?” Настоятель отвечает: “Не уверен, что получится, сын мой, но попробуем…”
– Да, как в анекдоте.
– Я кофе хочу. Ты не против?
– Нет.
– Будешь?
– Да.
Он встал, взял с плиты чайник и, открыв кофеварку, налил в неё воды. Достал жестяную банку с кофе.
– Я ведь понял, о чём ты спросил,– сказал он.– Зачем я женился… Понимаешь, должно быть в этой жизни что-то моё, в этом городе, веке, в моей жизни… Это то, что я называю постоянством. Понимаешь?
– Здесь и так ничего не меняется.
– Каждый день меняется.
– А я думал, это любовь,– сказал я.
– Что?
– Любовь.
Чего я так упорно от него добивался? Это освещенное холодным светом замкнутое пространство кухни со слабым запахом антисептика было нашим космическим кораблем, где были только он и я, одни в темноте внеземного пространства, бесконечно далеко от всего человечества и планеты, на которой оно обитает. И должны были выяснить что-то очень важное, что касалось только нас двоих, и поэтому имело значение принципиальное. Пределы дозволенного, границы запретной зоны. Если жена не имела для него большой важности, то и я мог пренебречь тем, что Женя – его жена. А если дело было иначе, я не мог нанести ему этот удар и предать его, а значит и себя. И выяснить этот вопрос могли только мы с ним вдвоем, пользуясь тем, что остались одни, и Женя отсутствует. И вокруг нет никого, за окнами темнота, и за стенами тихо. Соседи по дому спят и спит город, хотя Москва никогда не спит, но здесь, далеко от центра в Печатниках это не так очевидно.
– Ты чего не пьёшь?– спросил он.
– Я не могу есть и пить одновременно, ты же знаешь.
– Ты хочешь сказать, она не идеал, да? Ты это хотел сказать?
– Да нет…
– Ты это хотел сказать. Что она первая попавшаяся. Но это не так.
– Я знаю, что это не так.
– Я говорю тебе, это не так. Ты…
– Я всё понимаю.
– Не понимаешь.
– Ну как хочешь,– сказал я.– А я вот сейчас подумал, что я-то вернулся совсем за другим. Да и не возвращался я вовсе, просто потому что вернуться никуда нельзя. Этот город и тот, из которого я уехал два года назад – это два разных города…
– А ты?
– Вот именно.
– Ты изменился?
– Вот именно. Есть что-то за пределами этого "я". Того, к чему я привык.
– И ты думаешь, это "что-то" может быть лучше?
– Есть что-то, что неизменно, и мне не нужно подтверждать это искусственно, и не нужно ничего искусственно закреплять. За собой.
– Почему ты так в этом уверен?
– Не знаю.
– Если ты не знаешь, почему ты уверен, то ты не уверен?
