– Так что плохого в каштановом цвете? – наехала я. – Ты сам был недоволен, что я хочу покраситься в синий, ты был целиком за мой натуральный цвет. Так вот, я из-за тебя не стала красить волосы в синий, потому что думала, что ты можешь расстроиться, – на этих словах отец поднял брови от удивления, – да-да, я думала, что ты расстроишься, ты же был против! И поэтому я попросила в салоне покрасить меня в каштановый, все-таки это не такие кардинальные изменения если ты не заметил!
– Не кричи на меня…
– Как не кричать, как?! Ты постоянно ничего не одобрял из моих идей. Да, я фанатею от группы «Ая», но ты ее терпеть не можешь, говоришь, что у них тупые песни и, знаешь, что?
– Что? – тихо спросил отец.
– Ты прав! У них наиглупейшие песенки, и заметь, я прислушалась к твоему мнению, заметь, я выбрала тебя и нашла другую группу, которая поет хоть что-то со смыслом, я пыталась угодить тебе, а теперь ты снова на меня наехал!
– А как же Мариус? Зачем ты устроила шоу?
– Затем, что этот кабель с моей лучшей подругой изменял мне, а я узнала об этом только на самой вечеринке и была в полнейшем шоке, особенно, когда этот тип встал на колени со своим предложением! – продолжала упорно врать я.
– Прости. Я не знал.
Я сложила руки на груди и надула щеки, делая обиженный и несчастный вид.
Отец встал, подошел ко мне и положил ладонь мне на плечо.
– Верона, прости. Я даже не подумал, что ты сделала это из-за меня. Я был не прав. Нужно было тебя обо всем расспросить, но ты же знаешь, я ведь много работаю.
Я молчала, дабы придать максимальную драматичность этому моменту.
– Но цвет волос смени. Лучше синий, чем этот.
Ну вот. Опять двадцать пять!
– Что плохого в каштановом? Это же спокойный не вызывающий цвет.
Отец присел на стул рядом со мной и сказал:
– Я тебя не виню. Ты ведь не знала. Хотя, откуда тебе было знать.
– Что? Что я должна была знать? – я насторожилась.
Отец тяжело вздохнул:
– Твой цвет волос вызвал в моей памяти не совсем приятные воспоминания для меня. Я не говорил, но когда мы с твоей мамой познакомились, у нее были каштановые волосы. Прям как у тебя сейчас. Ты конечно и раньше была на нее похожа, но мой природный черный цвет передался тебе и твое лицо смотрелось совершенно иначе. Я видел, что в тебе есть и часть меня. А сейчас я смотрю на тебя и у меня ощущение, что от меня у тебя ничего не осталось. Каштановый лишь подчеркнул твое сходство с матерью. А ты знаешь, как мне больно ее вспоминать.
– Знаю, – с грустью ответила я, – но раз мы о ней заговорили, может ты расскажешь, как она умерла?
– Я же говорил тебе. Ее сразила неизлечимая болезнь.
– Нет. Я хочу узнать о последних днях ее жизни. Как она уходила? Она мучилась?
Отец резко встал, вена на его лбу слегка надулась.
– Я не хочу и не буду об этом говорить. Я не хочу это вспоминать и попрошу тебя больше не спрашивать меня о ее смерти. Сейчас это не имеет никакого значения.
Отец ушел к себе в кабинет, оставив свой суп не съеденным. Флинн принес мне простой курицы. Я поужинала и решила пойти к себе в комнату снова поспать. Морально я была истощена.
Проходя мимо портрета мамы, я в который раз на него посмотрела. У мамы были белые гладкие волосы, темные брови и царственный взгляд. Она была намного красивее меня, хотя я не считала себя такой уж красавицей. Мне жаль, что я ее совсем не помнила. Мне было всего два года, когда она умерла.
