– Но ты-то не плачешь оттого, что тебя призвали. Оставь, Матюша, отец уже не подходит по возрасту, брат еще ребенок, а война не затянется, не беспокойся. И учебу я не брошу, а сразу же восстановлюсь после войны. Правда, возможно, придется вспомнить позабытое, но это уже детали.
Петр Силин и Матвей Волунов вместе с другими призывниками в действующую армию переодевались в солдатскую одежду на призывном пункте в Бакаче. Новенькая форма топорщилась на них, не разношенные сапоги блестели, но казались грубыми.
Петр и Матвей посмотрели друг на друга и расхохотались.
– Чертяка, на кого ты похож? – заливался Матвей, держась за живот. – Храбрый воин Аника.
– А ты-то? Матюша-генерал! – отвечал Петр.
– Может, и дослужусь, Бог даст, – посерьезнел Матвей.
Привлеченные веселой возней, подошли деревенские ребята во главе с Сашкой – их призвали вместе с Петром и Матюшей.
– Это не портупея, это ремень. И подсумок.
Парни заговорили одновременно, показывая друг другу сапоги, рубахи и вещевые мешки из плотной парусины.
– А нитки зачем? – спросил призывник Сашка Бочаров, красивый стройный хлопчик, дальний родственник Матвея. – У нас дома мать и сестры шитьем занимались, а мне невдомек даже, как вдеть нитку в иголку. Смотри, какое ушко маленькое да узкое.
– У меня тоже и мама, и сестры, но я умею и пуговицу пришить, если надо, – вставил Петр. – Как же ты будешь служить без мамы и сестер? Кто пришьет пуговицу бедному Сашке?
И снова смех, привлекший в раздевалку подпрапорщика.
– Строиться! – крикнул он, и призывники засуетились, а те, кто не успел натянуть на себя форму, лихорадочно застегивали пуговицы.
С шумом, гамом, топаньем и хлопаньем дверцами тумбочек и шкафчиков, наконец, построились. Петр стоял в конце ряда – ну что поделать, если ростом он не вышел, ниже него был только Матюша. Первыми стояли Гриша Амелин и его извечный соперник Сашка Бочаров, равные по росту и по силе. Услыхав слова команды, они поспешили оттолкнуть друг друга, но Гриша оказался ловчее, оттеснив Сашку на второе место. И теперь Бочаров исподтишка толкал противника, пока его маневры не обнаружил подпрапорщик.
– Отставить! – рявкнул он и так посмотрел на обоих, что они поспешно вытянулись во фрунт.
Воцарилась тишина. Только поскрипывали сапоги самого подпрапорщика, пока он прохаживался, проверяя выправку новобранцев. В общем-то, ребята подобрались крепкие, здоровые. Оно и видно – крестьянские дети, привыкшие к любой погоде, ведь на селе трудятся и в зной, и в холод – трудится вся семья, и даже детям не делают скидку на возраст, а находят работу по силам.
Подпрапорщик, носивший фамилию Остапенко, незаметно вздохнул, припомнив детство, батькин хутор на Полтавщине, сено в бесконечных валках, стрижку овец и работу на пасеке, это он любил больше всего.
– Да, бачу я, далековато вам, хлопцы, до настоящей военной выправки. Ничего, поучитесь трохи, стрелять научитесь, и на фронт, – рассуждал Остапенко.
В эту минуту он ничем не напоминал строгого командира, способного наказывать и миловать, а был похож на селянина, на которого по ошибке напялили военную одежду.
– Мы на фронт не успеем, война, гляди, кончится, – встрял в разговор Сашка Бочаров. – На нашу долю не достанется боев.
– Выучат, и домой отправят. А дома с кем воевать, если пока неженаты? – подхватил Гриша Амелин.
Все загоготали, и подпрапорщик снова прикрикнул:
– Разговорчики в строю! А ну все замолчали!
