Вот уже больше часа сижу и веду беседу, которую не хочу вести. Марк ошивается рядом, но это только бесит. Вспоминаю наш недавний разговор.
- Что за девушка рядом с Костей?
- Люба? Девчонка с нашего потока. Мутят они.
После этого мутно стало мне. Брат не вдавался в подробности больше, а я и не спрашивала. Ведь Костя сказал мне, сказал, когда приехал, что ни на какие вечеринки он там не ходит, и я выдохнула, решив, что не о чем волноваться. И я хочу верить ему. Хочу. Но своим глазам я верю больше. И то, как эта девица ест его глазами, не дает мне покоя. И та фраза. Гадкая, мерзкая, которую по сей день не могу забыть. Фраза, которую я не должна была услышать.
Нужно было трахнуть Любу и спустить пар перед приездом сюда.
Эта фраза, как раскаленное железо, оставила отпечаток где-то на ребрах.
Ответ Котика о том, что ему это не нужно, успокоил меня.
Тогда.
Теперь, увидев воочию эту самую Любу, ее плотоядный взгляд, я вернулась к фразе и стала разбирать ее по кирпичикам.
Часть первая. Нужно было трахнуть Любу. Сказано так, словно он... уже это делал? Я не хочу об этом ни думать, ни представлять себе. Потому что от этих мыслей я физически чувствую как к горлу подступает тошнота. Я всегда собственнически относилась к Косте. Наверное, потому что он всегда был моим. С детства еще. Я выросла с этим, я привыкла к этому. Я никогда не забуду как приревновала его в первые. Еще в школе. У него были сложности с химией, и девочка из класса стала приезжать к нам чтоб его подтянуть. Каждый ее приезд был мне костью поперек горла. Я радовалась только когда она уезжала. Сидела напротив окна его детской на дереве и прожигала их взглядами. По сей день помню, как она обозвала меня совой.
- Сидит, - говорит, - на дереве, и жжет нас глазищами холодными, как птица хищная! Сова, точно, вот она кто.
- Не правда, - с улыбкой возразил ей тогда Костя, - она мой цветочек.
Но мне этого было недостаточно. Я исписала тетрадь, которую нарекла дневником, о том, какая она противная, вся такая “посмотрите какая я взрослая и умная”, приезжает тут и задается перед Костей, а он мой. Только мой. И нечего на чужой вершок раззевать роток.
Воспоминания о исписанных мелким почерком страницах породили на губах легкую, грустную усмешку. Костя нашел эту тетрадь. И больше она к нам не приезжала. Не знаю, что он при этом делал и как страдал над химией, но больше он по ней не отставал. Лишь после того, как они с Марком закончили школу он как-то обмолвился, что наконец-то этот кошмар закончился и эта идиотская химия перестанет его мучить.
И теперь я чувствую в груди что-то похожее на те эмоции, что испытывала тогда, только острее. Эта Люба... Она ужасная. Не потому, что я ревную Котика к ней. А потому что от нее исходит какая-то абсолютно мерзкая, отталкивающая энергетика. И такая отвратительная особа не пара такому, как Костя.
И тем не менее он как исчез с ней, так его больше и не видно.
В груди что-то вспыхнуло и больно обожгло. Удалился спускать пар?
Я резко качнула головой, не пуская себя в такие мысли. Нет. Вот нет, и точка. Нет же?
Едва не стону и совершенно не замечаю, как рассказывавший что-то парень удивленно стреляет в меня взглядом. Я все равно не слушала и давно не с ним.
А затем слышу голос. Костин.
- Спасибо, что приехала.
- Шутишь? Такое веселье я не пропустила бы ни за какие коврижки, - отвечает ему игривый женский голос.
