Ярмил выслушал ее рассказ, кивнул. Кармель отметила мимолетную тень на лице — ей показалось, что Ярмил хочет что-то добавить, но Рычек объявил, что он наелся и этим перетянул внимание на себя. Суп был почти не тронут, зато сухари выловлены и съедены. Кармель этому порадовалась, подвинула тарелку к Ярмилу, выдала Рычеку пряник и объяснила:
— Он мало ест. Не помогают ни уговоры, ни ругань.
— Ларчик — рысь, здешний огнеборец — жалуется, что его дочка тоже мало ест. В последнее время чуть лучше. Потому что много гуляет на свежем воздухе.
— Рычек почти не гуляет, — вздохнула Кармель. — Дома мог целый день из дома нос не высовывать, и здесь так же. А откуда в Логаче огнеборец-рысь? Они же на Севере живут.
Ярмил рассказал ей историю рысьего переезда и женитьбы, после чего вернулся к делам насущным.
— Сначала мы с Ларчиком посмотрели на сгоревшие машины, потом я прогулялся по Логачу, посидел в пекарне и снова пошел за молоком. И встретил Гвидона, который ехал в полицию, чтобы подать заявление. Мы поехали вместе, зашли в участок, и заявление у нас не приняли.
— Почему? — удивилась Кармель.
— У похищенного воска нет ценности. И обстоятельства кражи такие, что кражей не назовешь.
Кармель потребовала подробностей. Ярмил охотно поделился имеющимися сведениями.
— Дядя Ромуальд — это председатель общины — упаковал воск в два пакета, вынес из дома и поставил на уличную лавочку, чтобы отнести на почту и отправить посылкой Савватию. Его окликнула жена, он вернулся в дом, они поговорили, жена решила, что хочет пройтись по магазинам в Логаче и велела ему выгнать машину из гаража. Сколько времени воск оставался без присмотра — неизвестно. Машина долго не заводилась, потом завелась, дядя Ромуальд открывал и закрывал ворота, после чего подошел к лавочке и обнаружил, что воска нет. Он сразу побежал к Дарине с Гвидоном, те позвонили охраннику, выяснили, кто покидал территорию — не уверен, что они получили полный список, охранник не внушает доверия — и осмотрели место происшествия. Определили подозреваемых — два лиса, которые работают в теплицах, давно на плохом счету. Ромуальд известил Савватия, тот изрядно всполошился — воск в чаше копился почти десять лет, слишком много всего намешано. Гвидон поехал в полицию, потребовал, чтобы лисов допросили и осмотрели машину, и получил отказ.
— Почему? — повторила Кармель.
— У воска нет ценности. Если бы украли свечу — другое дело. Все знают, что Савватий продает свечи дорого, к заявлению можно приложить чек. А переплавленный воск — если смотреть с официальной точки зрения — ничего не стоит. И сперли его с лавочки. Это не проникновение в жилище и не грабеж. Полицейский сказал: «Отмажутся: мы решили, что это мусор, помогли деду и выбросили. Какую статью им пришьешь?»
Кармель покачала головой. Ситуация ей не нравилась. Она понимала логику полицейских, но мысль, что где-то в Логаче лежит такой кусок воска, вызывала прохладные мурашки, пробегавшие от шеи к лопаткам. Свечи Савватия таили в себе истинную шакалью магию, она о такой волшбе и не помышляла. Хорошо, если прихватили плохо лежавший пакет, бросили где-то в сарае. По запаху можно будет найти. А если по заказу? С дурной целью?
— Мы съездили к этим лисам. К хозяину машины. Убедили его открыть багажник. Пакета там не было. Запах остался. Отвечать на вопросы он отказался наотрез и пообещал написать жалобу в прокуратуру и заявление в полицию — на нас. Мы ушли. В этот момент Гвидону позвонила тетя Виктория. Она несколько раз видела тебя в Логаче и навела справки — как я понял, хозяин дома, который ты снимаешь, рассказал, откуда вы с Рычеком переехали. Тетя Виктория узнала, что ты делаешь свечи, рассказала об этом тете Розе и тете Пелагее и они искали тебя на майской ярмарке, хотели посмотреть на товар, но тебя там не было.
