– Два часа ночи! Слышь, Родя? – задумчиво изрек Александр, потянувшись и глядя на циферблат своих «командирских» часов, хотя вся его служба в армии уложилась в пять месяцев – от призывного пункта в Гончарово до выхода на костылях из госпиталя. Всего восемь дней КМБ в «учебке», даже присягу принять не успел и все, финита ля комедия – падение с турника, открытый перелом ноги и жуткая боль.
«Белый» билет сунули в зубы еще в госпитале – гуляй, солдатик, на «гражданке». Как ни крути, но от военной службы он не «слинял», как некоторые, даже показывать пальцем не нужно: молодой друг Родя, что сидит сейчас с ним рядом, «откосил» знатно, папа с мамой подсуетились, насмерть перепугавшись для единственного сына ужасной «дедовщины».
Хотя какая там для парня была бы воинская служба, с его талантами? Это тебе не в инфантерии грязь на пузе месить или в горах Чечни под пули ходить, а непыльная и здоровая срочная в военном оркестре. Но ведь даже от такой «закосил»!
– Чему улыбаешься, Саныч?
Голос приятеля вывел Пасюка из размышлений, и он ухмыльнулся еще раз. Глаза уже привыкли к полумраку, что царил внутри скотного барака, подсвеченного алыми отблесками костра, в который они регулярно подбрасывали сухие катышки топлива.
– Да так, это я о своем, о девичьем, Родя. Пропустим еще по стаканчику? Наливай, что ли!
И посмотрел с так и не сходившей с губ улыбкой, как Артемов наполнил стаканчик кедровкой на два пальца – ровно сорок грамм, а больше и не нужно. Александр выдохнул воздух и лихо опрокинул емкость. Схватил сухарик, вдохнул хлебный запах – сразу полегчало. Жар моментально охватил пищевод, стало тепло и необыкновенно уютно.
И пусть барак выдувало ветром, пусть глаза щипал дым от едкого навоза – но на душе стало благостно. Они выжили в этом ледяном безумии, а это главное!
– В общем, так, Родя! – После того как опрокинул чарку, Пасюк собрался: нужно было согласовать дальнейшие действия на день. – Ты, думаешь, зачем мы сюда приехали?
– Нет, Саныч, эту поездку я на всю жизнь запомню…
– Да я не про то, Родя, не кашляй, – он нетерпеливо перебил Артемова, – завтра коммуняки память своего Каландаришвили чествуют, его как раз 6 марта 22-го года как бешеную собаку шлепнули, вон, в Кырене и бюст стоит…
– Ага, – Родион кивнул, – видал, видал! Улица есть еще в центре Иркутска!
– Еще бы! – Пасюк зло сплюнул под ноги. – Именами этой коммунарской сволоты много улиц названо, вон, один наш район, чего стоит! Каждый раз, когда проезжаю мимо дюралевой морды Янкеля, присобаченной к стеле на въезде в Свердловский район, аж мутит! Союза нет давно, а названия до сих пор остались!
