Он говорил быстро, но при этом размеренно, словно утратив частичку своего безумия.
– Как ты выжил? – я даже не заметил, как перешел на «ты». – Я ведь видел, заклинание третьего ранга, истощение…
Я говорил обрывками фраз, невпопад, то и дело сбиваясь с мысли. А старик молча курил с печальной полуулыбкой на лице. Он медленно потянулся к карману и вытащил длинную цепочку с оплавленным на конце амулетом. Когда-то там был драгоценный камень, но теперь от него остался лишь выгоревший остов, напоминавший кусок угля.
– Старый прием с исчерпыванием силы до дна, – сказал он. – До полного. Без возможности восстановления. Но ты хотя бы остаешься жив и здоров, если это можно так назвать. Редкий амулет, очень редкий.
– Получается… Ты… Вы, теперь не маг?
– Именно, лицеист, за все надо платить. В том числе за свои старые долги.
– А откуда у Вас этот амулет, если он такой уж редкий?
– Старый приятель одолжил, – горько усмехнулся Будочник.
А мне вдруг вспомнились слова Варвары: «Случившееся с ним – трагедия для любого из нас». Под «нами» девушка имела в виду не людей, а магов. Она думала, что я так сильно убиваюсь из-за того, что Будочник истощился.
– Я очень… рад.
– Лицеист, это весьма грубо – радоваться окончанию магической карьеры человека, – с неким укором ответил Будочник. – Пусть и такого, как я.
– Нет, я не про то…
Меня прервал топот сапог на лестнице, после чего в комнату ворвался подполковник Черевин. Вид у Алексея Антоновича был не просто встревоженный, а такой, словно его оставили на карауле, а он проспал целую войну. Казак непонимающим взглядом обвел меня и Будочника, после чего все же спросил:
– Николай Федорович, у Вас все в порядке?
Блин, я же сам отправил Иллариона за охраной! С другой стороны, а какие были варианты?
– Да, да, просто, возникло небольшое недопонимание, Ваше Высокоблагородие.
Черевин кивнул мне, после чего посмотрел на Будочника и повторил движение. Только на этот раз сомкнул каблуки и вытянулся в струнку. Подполковник не произнес ни слова, однако в каждой частичке его тела чувствовалось глубокое уважение к моему учителю. М-да уж, день откровений.
Если сейчас сюда войдет Император, объявит, что Будочник его родной брат, которого похитили в детстве, а после они пустятся в страстный индийский танец, я даже бровью не поведу.
– Лицеист, открой окна, – приказал Будочник, прикуривая еще одну сигарету. – Тут у тебя дурно пахнет.
– Табаком и пахнет, – отмахнулся я, но все же пошел выполнять поручение. Было в тоне гостя нечто подобное, с чем решительно невозможно спорить.
– Нет, у тебя в спальне пахнет тяжело больным человеком. Надеюсь, к тебе не приходили гости?
Только теперь до меня дошло, какая тут сейчас вонь. Несколько дней не мылся и ходил в судно, которое по-прежнему стояло под кроватью. Я-то уже принюхался, свои фикалии, как известно, не пахнут, но можно представить, какое неизгладимое впечатление произвел на Варвару. А ведь она и бровью не повела.
– И что теперь? – спросил я, распахивая окно.
– Лицеист, попробуй разговаривать так, чтобы тебя понимали. Это очень сильно поможет в жизни.
– Я к тому, что Вы теперь будете делать?
– А что изменилось? – закашлялся Будочник. – Я лишен магии, но по-прежнему могу тебя обучать.
– Но Вы… – я замялся, не зная, как бы помягче это сказать.
– Старая развалина, так, лицеист? – рассмеялся мой гость. – Ну, знаешь, для семидесяти восьми я выгляжу довольно неплохо. Не беспокойся, пока я могу обслуживать себя. Как только перестану, сразу скажу тебе. Ведь ты ловко обращаешься с суднами, я правильно понял?
