Ну, как у нас дела, Ниночка? – Вполне резонный вопрос для руководителя, явившегося на работу в половине двенадцатого.
Все в порядке, Эдуард Яковлевич, – радостно доложила Ниночка, – все на месте, работают, нет только Вадима и Анны. Да, профессор приходил, вот, оставил, – она протянула Эде увесистый том, – ну, этот, который вчера звонил. Сейчас фамилию посмотрю. – Она начала рыться в своих бумагах. Узнав в свое время, что посетители офиса, как правило, сотрудники НИИ или ВУЗов, она, ничтоже сумняшеся, именовала всех их профессорами.
Не надо, – наполеоновским жестом остановил ее Эдя, – я понял, о ком речь. Он что-нибудь просил передать?
Нет, – Ниночка подкатила свои глазищи, млея от близости шефа, – он Вадима ждал, сказал, какие-то последние результаты хотел с ним обсудить.
Хорошо, – с томом под мышкой Эдя прошествовал в кабинет и закрыл дверь.
Оказавшись в кабинете, он прошел к Вадиному столу и швырнул на него злополучный отчет, потом, заняв свое рабочее место, облокотился о стол, схватившись обеими руками за голову. «Все, разлюбезный друг детства Вадечка, – подумал он, – ты меня достал. Мало мне твоих разборок с Анькой, так еще и эта дура на мою голову … Какого черта ты ее брал на работу? – мысленно задал отсутствующему собеседнику риторический вопрос Эдя. – А? Чтобы еще одну девку иметь под боком? Чтобы Аньку было проще дурить? А с Анькой-то… а с Анькой … Я тебе говорил: «Не трогай Анну! Пусть человек работает. Не крути ей мозги! Что тебе других баб мало?!.»
Эдя откинулся в кресле назад, машинально принявшись потирать руками подлокотники. Все рушилось. Все, что он с таким тщанием создавал, рушилось из-за какой-то мелочи, какого-то пустяка, к работе-то, но большому счету, и отношения не имеющего. И когда? В момент наивысшего успеха, когда только, как говорится, живи и радуйся.
Он поднял трубку и, не спеша, набрал номер, и после долгих секунд ожидания вдруг взорвался яростным криком:
Вадька, сволочь, ты почему не на работе? Тебя Нефедов сегодня полтора часа прождал!
Я болею, Эдя, – проблеяла трубка.
Болеешь, говоришь? – зашипел Эдя в трубку. – Нефедов, доктор наук, заслуженный изобретатель, лауреат Государственной премии ждет тебя, сопливого засранца, полтора часа, а ты болеешь? Знаю я твои болезни, – с новой силой заорал он, – водки ты обожрался. Целую неделю уже пьянствуешь. Анька, небось, тебя застукала, как блудливого кота, вот ты и передрейфил. Со страху и глушишь водку. Нет, ты скажи, совесть у тебя есть?
Откуда ты знаешь, что застукала? Это она тебе сказала? – слабым голосом поинтересовался Вадя.
Да нет, нечего такого она мне не говорила. Она, когда вернулась, позвонила мне, подробно рассказала о результатах поездки, сказала, что очень устала и берет отпуск на неделю. А тебе просила передать, чтобы ты ей больше на глаза не попадался, не то она тебя убьет.
Ну, вот видишь, Эдя. Говорит – убьет. Она ведь, знаешь, какая, слов на ветер не бросает. Я ее боюсь. – В голосе Вади зазвучали пьяные слезы.
Успокоившийся было генеральный директор снова разозлился так, что аж подпрыгнул на стуле:
Ты мне дурку-то не гони! Испугался он. Одна, значит, устала, другой испугался. А работать кто будет, а?! Я тебя спрашиваю? Все на меня решили повесить?! Или мне вас насильно в рай тащить? Ты почему от меня прячешься? Почему вырубил телефон? Да я тебя, мерзавца, по всей Москве разыскивал всю эту неделю! В общем, так. Завтра ты в 10.00 на работе трезвый, как стеклышко. И эту неделю ты мне отработаешь. Или можешь не появляться здесь больше никогда. Понятно?
