Все – машинка закрутилась, бюрократический механизм пришел в действие.
– Ко мне с командиром роты.
– В строевую часть получить командировочное удостоверение.
– В продслужбу – получить продатестат.
– В вещслужбу – получить вещатестат.
После всей беготни приятная новость – начфин выдал оклад на два месяца вперед.
– Все? Теперь домой. Явка в 17.00 к штабу дивизии. Неявка рассматривается как дезертирство.
Быстрее в город. Заскочил к своей подружке Оле, попрощались, вытер ее слезы, назвал глупышкой, обещал писать, провожать запретил. Еще раз вытер слезы, еще раз поцеловал и убежал. Заскочил к другу Кольке на работу – попрощались. Решили, что не криминал по такому случаю и по стакану, выпили. Побежал к тренеру. Не оказалось дома, предал через его жену Нину Кирилловну, что напишет. Заскочил домой, достал рюкзак, поставил точно посреди комнаты и …остановился.
А что же с собой брать на войну?
А, все сгодится! Теплые вещи, «мыльно-рыльные» принадлежности, кое-какие продукты, ложка, кружка, запас белья. Ключ отдал соседке, велел присматривать и за услугу забрать из холодильника все продукты себе.
Примчал в часть в 16 30.
В автобус, естественно, посадили только в 20—00. Команда со всей дивизии набралось 15человек, старший майор.
При выезде за КПП автобус остановила группа женщин. В салон ворвались две пожилые женщины, заходясь в крике, стали вытаскивать своих сыновей.
– Я тебе покажу Чечню! А ну марш домой! Там жена плачем заходится. Вояка!
– Мама! Меня же теперь уволят!
– Будешь дома да живой. Прокормим с отцом как-нибудь.
Парнишки молодые, только со срочки, им стыдно, упираются и храбрятся.
– Не пущу! Пусть меня стреляют, а не пущу в ту Чечню.
Матери победили.
Майор пометил что-то в своих документах, позвонил с КПП в штаб, и двинули в путь.
Осталось в команде 13 человек.
Прибыли на территорию Чеченской республики тринадцатого февраля.
Николаев помнил, как в кромешной тьме, как-то очень уж внезапно наступившей ночи, они стояли возле палаточного городка, ожидая старшего, который пошел с документами в штаб. Когда рядом появилась фигура, Леха Швец спросил:
– Браток! А мы где?
– Где-где. В Ханкале! – довольно резко ответил тот.
– А где это?
– Вы чё, новенькие? Вы в Грозном, браточки. Так что лучше не маячьте, а хоть присядьте, что ли, – и затоптал дальше по подмерзлым к ночи грязевым точкам.
Это было неожиданно. Вот так запросто – поезд, самолет, вертушка – и в Грозном. Вдруг, совсем рядом, метрах в 50-ти от них, разрывая тишину, застучал пулемет. Очередь трассирующих пуль нитью протянулась куда-то в сторону. От неожиданности все присели. Да! Это настоящая очередь, настоящими патронами по каким-то, невидимым пока, но настоящим врагам. Это настоящая война. Эта мысль остро вошла в мозг и осталась там навсегда.
В свою часть прибыли на следующий день, вернее сказать – ночь, так как когда Николаев выпрыгнул из кузова тентового «Урала», было абсолютно темно. Всего вновьприбывших было несколько десятков. Зажегся прожектор. Построили в две шеренги. Началось распределение по ротам и батальонам. Называлась фамилия, боец подходил к столику, стоявшему в центре ярко освещенного круга, там что-то отвечали, и солдата забирал командир подразделения.
Николаев стоял, слушал и ждал, когда назовут его фамилию. Он услышал, как какой-то невысокого роста капитан, проходя вдоль строя, спрашивал:
– Богучарцы есть?
