Измученная Ксения Дмитриевна отряхивала подол узорчатого платья и сморкалась в свой батистовый платочек, а неутомимый Сеня исчез, но Петр уже занялся попавшими в беду женщинами и смирился с тем, что ему придется отыскивать Сеню на очередном газоне и отбивать мальчика у бдительного милиционера.
– Не беспокойтесь, начальник скоро подойдет, – утешил он Ксению Дмитриевну, которая не сводила с него жалобных, опухших глаз, но тут неверной блуждающей походкой возник откуда-то Сеня.
– Не ваше? – скучно спросил он, вынимая маленький тугой кошелечек с потертой металлической рамкой.
Лицо Ксении Дмитриевны вспыхнуло, и женщина пораженно воскликнула:
– Он! Милый мой, как же… где?..
– За урной лежал, – выговорил Сеня. – Обронили, наверное.
Петру почудилось, что Сеня, прежде чем подать находку Ксении Дмитриевне, стер с черной клеенки липкое пятно, отчего его хилая ручка окрасилась красными пятнами. Но Ксению Дмитриевну не занимали подробности. Она трясущимися пальцами раскрыла защелку, обнародовав тугую пачку купюр.
Счастье бабушки и внучки, которые набросились с объятиями на спасителя, знаменовало такой счастливый поворот событий, что Петру померещилось в гладком исходе нечто неправдоподобное. Поэтому он, подождав, когда спадут восторги и благодарности, тихо спросил у Сени:
– А если без дураков, как?
Но Сеня, о которого признательность разбивалась, как валы о бездушный камень, только поправил запыленную, со сбившимся набок воротом рубаху и бросил опекуну загадочное объяснение:
– Так война же… сейчас можно, другие правила. – Он произнес эти слова так безжизненно, что Петра передернуло.
Среди живой, конвульсивной, драматичной толчеи вокзала с ее яркими страстями невнятное Сенино бормотание отдавало каким-то патологическим, смертельным холодом.
Сеня словно не замечал, что Тома не сводит с него восхищенного взгляда. Когда утихло ликование, обрадованные женщины взяли спасителей, к которым причисляли и Петра, под опеку. Привыкшая к походам теща военного передвижника завоевала в зале ожидания удобный уголок, расстелила на подоконнике салфетку, выложила припасы – остатки жареной курицы, мятый зеленый лук, бутерброды с салом – и принялась потчевать этой снедью Петра и Сеню, которые сразу стали для нее близкими друзьями.
– Хорошо бы нам уехать до вечера, – мечтала она, разворачивая трогательную бумажку с солью, заготовленную для дорожной трапезы умелой хозяйкой, которая не пропускала в бивуачном быту ни одной мелочи, способной испортить кочевку. – Может, и вас успеем проводить.
– Нам нельзя ждать до вечера, – серьезно заверил ее Сеня, набивая рот заветренным, но вкусным угощением. – Скорей в Москву надо.
– Так-то оно так… что ж делать. Горе. Вон, эшелон военный отправляют – молоденькие совсем… А про наших как подумаю – сердце сжимается: я же, Петя, знаю их всех – каждого.
И, обихаживая случайных знакомцев, она так искренне заботилась о них и так прочувствованно вздыхала над общей людской бедой, что растроганный Петр на минуту окунулся в семейную обстановку, ощутив себя посреди шального вокзала в уюте и домашней устроенности доброго фамильного уклада.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
