– Молодой, человек, – вдруг обратился председатель к кому-то, – а почему Вы постоянно молчите? Пора включаться в работу!
Я расслабленно сидел позади всех и даже представить себе не мог, что председатель обращается ко мне, а когда понял, то внутренне весь сжался. Еще ни разу я здесь не зачитывал своих стихов. Я не мог перед всеми раскрываться в стихах, выслушивать обсуждения…
– Не хотите прочесть нам что-нибудь свое? – не отставал от меня председатель.
Словно школьник я вылез из-за стола и растерянно посмотрел на повернувшиеся ко мне любопытные лица.
– Идите сюда! – позвал меня председатель. – Идите, идите!
Я вышел вперед и растерялся.
– Мне еще не приходилось читать вот так свои стихи, – чувствуя, как краснеют мои щеки, обратился я ко всем. – Боюсь, что не смогу…
– А вы попробуйте! Может, нам понравится! – подала голос Сероглазка.
Я посмотрел на нее и как-то сразу внутренне приободрился, почувствовал в себе силу:
– Ну ладно… – пожал я плечами и решил прочесть стихотворение, которое написал несколько дней назад под впечатлением связи с Катей. Я вздохнул несколько раз, собираясь с силами, и начал читать:
Я буду жить без вдохновенья,
Не по призванию трудясь,
И разделю постель не с тем я,
Со отвращением борясь.
Я буду днем скрывать печали,
А ночью дико тосковать
И в полусне, как во тумане
Кого-то тайно призывать:
«Приди! Приди, души желанье!
Кто ты? Господь иль человек?
Приди! Уйми мое страданье!
И прогони печаль навек!»
Без высшей цели жизнь ничтожна,
А без любви она пуста.
Хочу любить, молиться, верить,
Но на душе лишь пустота…
Читал я с выражением, не завывая монотонно, как это любят делать некоторые поэты, а менял тон и ритм, исходя из смысла стихотворения. И мне казалось, что я в своем стихе до невозможности раскрываюсь. Вся душа была нараспашку, и это было похоже на исповедь. Мне было страшно, что когда я дочитаю, то кто-то скажет что-то хлесткое и нанесет удар по моей раззявленной душе. Но странное дело! Никто ничего не говорил! Все молчали. А я посмотрел на устремленные на меня лица и почувствовал, как щекам снова становится жарко. «О нет! – внутренне содрогнулся я. – Только не краснеть!»
– А что, хорошее стихотворение! – подал голос парень лет тридцати. – Мне понравилось!
– Да вообще стихотворение замечательное! – с воодушевлением сказала полная дама средних лет. Она с большим пониманием, с сочувствием, чуть ли не с нежностью, словно на сына, смотрела на меня. Под ее взглядом я ощутил себя совсем зеленым пацаном, которого пожалела сердобольная тетенька.
– Это стихотворение написано в депрессии!
– Точно! Депрессивный стих!
– Да, здесь очень наглядно видна депрессия, – раздалось еще несколько голосов, и я весь сжался, пожалев, что обнажил свою болезненную суть перед другими…
На следующий день в коридоре института я нежданно-негаданно столкнулся с Катей. Она тоже не ожидала встречи со мной. Но если я смутился, увидев ее, то она совершенно спокойно поздоровалась. Уверенная в себе, вызывающе-красивая, она ухмыльнулась при виде моей растерянности:
– На тренажеры пойдешь сегодня?
– Нет… То есть да!
Катя снова ухмыльнулась, будто находила меня смешным:
– А ко мне пойдем?
– А-а-а… – мне хотелось отказать ей, но, глядя в ее уверенные красивые черные глаза, я словно получил разряд тока. Это было похоже на огонь. Можно было подумать, что я влюблен в нее. Влюблен безумно, именно безумно. Меня влекла к ней неудержимая, ничем не сдерживаемая страсть. Огненная ненасытная плотская страсть, которая вот-вот, казалось, даст насыщение не только моему телу, но и душе. У меня было такое чувство, что через сексуальное наслаждение я пытаюсь загнать и в душу блаженство насыщения.
