На моё счастье оборудование в цехе располагалось по всей его длине. Узкий проход мимо ряда молотов и печей до участка зачистки. Не без труда, но я всё-таки опознала нужный молот.
Рабочие очень удивились моему появлению, постоянно косились. Вероятно, они думали, что придёт кто-нибудь из знакомых инженеров, а тут какая-то девочка-припевочка. Я набралась смелости и поинтересовалась, когда же всё начнётся. Мне ответили, что вот-вот выдадут металл из печи. Пришла контролёр ОТК с пирометром для замера температуры металла в начале и в конце ковки.
Старший мастер дал отмашку, и члены бригады разошлись по местам. Заслонка печи открылась, выдвинулся поддон, и на воздух выкатился небольшой слиток. Манипулятором его поставили в кузнечные бойки, закреплённые на молоте. И понеслась.
Как молот быстро начал стучать, так же быстро и закончил. Ведь весь слиток покрылся настолько глубокими рванинами, что туда легко бы поместилась ладонь на всю длину. То же самое произошло и с двумя другими слитками.
Вы спросите, почему рванины, а не трещины? Ведь внешне они выглядят одинаково. Словари и статьи говорят нам, что рванина – это дефект при обработке. А чем ковка не обработка металла?
Почему слитки рвались? Кто их знает? Может быть, перемудрили с химией или наковали не так. Лёха что-то подозревал, но не сказал мне. Учил. Ведь мы, технологи, должны разбираться в таких вещах. А я всего лишь записала свои наблюдения в специальный блокнотик. Там я расписывала, где и когда была, марку стали или сплава, номер плавки и результаты.
Несколько месяцев спустя после ковки Р18 металловеды прислали запрос на описание технологического процесса. Так всегда делали, если появлялся брак, а потом выпускалось исследование с анализами причин. Пока моя задача сводилась к таким вот описаниям кузнечных переделов по запросам.
С тех пор меня стали посылать на ковки и на еженедельные обходы по технологии. И было всё равно, что я – девушка. Ты – инженер, иди работай. И это хорошо. Обходы же дисциплинировали и меня, и цеховиков.
Заместитель начальника кузнечно-прессового цеха (КПЦ) по технологии жёстко воспитывал своих подчинённых, ругался, когда те матерились при девушках. А когда курил, то всегда шёл сзади, чтобы мы не дышали дымом. Вот она, старая школа! Есть-таки преимущества у девушек-инженеров.
Так постепенно знакомилась я с КПЦ. Цех находился на удалении от нашего здания, идти приходилось долго. А иногда нам надо было находиться в двух местах одновременно, поэтому кто-то один шёл в молотовку, а другой – в КПЦ.
***
Выложила однажды в социальных сетях фото цеховой кошки. Хорошая такая, серо-жёлтая, масляная, добрая. Сидела себе на перилах, не мешала никому.
Пишут мне комментарий: «Они, наверное, тут глухие, кошки?» Как глухие? Всё слышат. Зовёшь – прибегают, ластятся, если не боятся. Да и не шумно в прессовом вовсе. Иногда только пресс верещит, когда заготовка большая, да диспетчеры объявления делают.
Вот в молотовке – да. Там громко. Там кузнецы беруши носят. И мне парочка перепала от сменного мастера. Инженерам же не полагается, а ходить контролировать процесс надо. Котики в молотовке тоже есть, на дальних участках, где зачистка, отгрузка. Знают же, морды, где безопасно.
Николай Николаевич, начальник прессового отделения КПЦ, хоть и роста был небольшого, зато крепкий. Говорили, орать любил, если что не по его. На меня он не орал, только на своих. Но я слышала, что по его приказу цеховых котиков подкармливали отходами из столовой. Один раз я видела, как котятки играли прямо под лавкой, где в тот момент сидел Николай Николаевич. Рабочие посмеивались, не боятся, мол, они начальника отделения.
