«Неужели он оттого и конфузится, что боится в моих глазах выглядеть смешным? – подумал поручик.
В самом деле, на взгляд иных, решение нелепое: тороватый купец с большим будущим вдруг меняет все на здешнюю, что ни говори, зыбкость – здесь и с головой можно расстаться в два счета, как же, знаем, успели бегло прочитать кое-какие бумаги… Но нет, пожалуй, не зря штабс-капитан Маевский употребил словечко “завороженные”…»
Самолетов торопливо спросил:
– Не подскажете ли, где здесь медицинская часть? Меня туда направили…
– Ну как же, я только что оттуда, – сказал поручик. – Пройдете в конец коридора, поднимаетесь по правой лестнице на следующий этаж, а там уже останется только идти прямо, пока не увидите табличку.
– Благодарствую, – сказал Самолетов. – Всего вам наилучшего.
Он неловко поклонился и двинулся в указанном направлении. «Ну да, смущается, – подумал поручик. И совершенно зря…»
Он уже спустился в обширный вестибюль, где даже тихие шаги отдавались громким эхом, когда высокая и тяжелая входная дверь хлопнула с совершенно не свойственной подобным местам развязностью, так что даже невозмутимые караульные, хотя и не двинулись с места, проводили влетевшего с улицы неодобрительными взглядами. Он же, нимало не смущаясь своей бестактностью, едва ли не вприпрыжку припустил в сторону поручика. Радостно воскликнул издали:
– Ага! А зверь, как говорится, прямо на ловца! А я как раз за вами, пойдемте быстренько!
Это был штабс-капитан Маевский собственной персоной, коему полагалось бы пребывать под арестом. Однако он был на свободе и на удрученного узника ничуть не походил, прямо-таки лучился деятельной энергией.
Поручик, ничего и не пытаясь понять, последовал за ним. Маевский, косясь на него с самым доброжелательным видом, тут же спросил:
– Что это вы на меня украдкой поглядываете, будто виноваты в чем? Извольте отвечать, когда старший по званию спрашивает! Прозвучало это вполне доброжелательно, шутливо, и поручик решился:
– Мне, собственно, неловко, что я оказался невольным виновником вашего ареста…
– Фу-ты ну-ты, ну и огорчения! – фыркнул Маевский. – Не терзайтесь понапрасну, если не ваше появление, так что-нибудь другое подвернулось бы наверняка. – Маевский на ходу приосанился и произнес гордо: – Надобно вам знать, господин новичок, что в здешних палестинах штабс-капитан Маевский широко известен как главный завсегдатай арестного отделения гауптвахты, в чем все прочие его превзойти не способны. Да-с! Репутация, знаете ли, дорогого стоит… – он прищурился. – А вот интересно, вам объясняли, за что меня в очередной раз ввергли в узилище?
– Нет, – сказал поручик. – Но я и сам, кажется, догадываюсь… За исполнение того романса, не так ли?
– На основании чего вы сделали такой вывод?
– Потому что никакого другого объяснения нет, как ты ни ломай голову, – сказал поручик. – Романс этот нисколько не похож по стилю на творение прошедших столетий, следовательно, происходит, надо полагать, из грядущего? А я в тот момент, строго говоря, был лицом совершенно посторонним…
– Великолепно! – сказал Маевский. – У вас цепкий ум, поручик. Ну, давайте знакомиться? Как вас звать-величать, я уже знаю, а меня зовут Кирилл Петрович. Кирилл Петрович, словно незабвенного Троекурова из сочинения Пушкина… читали? Отлично. Правда, ничего общего, честное слово – пушкинский герой был самодур и деспот, а я всего лишь сорвиголова…
