«Жека, может и ты с ними?»
Это Альберт ко мне обратился. Я растерялся, не представляя, что ответить. Обрывки каких- то нелепых мыслей стали сверлить моё подсознание. Но я никак не мог сосредоточиться и либо отогнать их от себя, либо перевести в более реальную сущность. Я словно витал в облаках. Действительно, с кем же я?.. С ними?.. А как же тогда комсомольская совесть? Но и с ним я тоже не желаю…
«Ну, так что, Жека… с кем ты? С ними? С монахами?.. Или всё- таки со здравым смыслом?»
Альберт явно настаивал на моём ответе.
«Я…не с тобой, Альберт» – выдавил я с трудом. Если бы кто-то из них только мог представить, как тяжело дались мне эти слова.
«Как?.. – Альберт этого явно от меня не ожидал – и ты постриг принял?.. Что ты получил по научному атеизму? Надо бы аннулировать оценку… Может, вы все и в церковь дружно начнёте ходить… ни одной службы не пропустите, поститься будете, иконы понавесите… на всех стенах… пресвятую богородицу почитать начнёте?»
Крики Альберта словно сливались с шумом ветра, который неожиданно залетал по степи. У меня возникло ощущение, что сама природа начинает обижаться на нас. Я молчал, потому что нечего было говорить. Трудно, очень трудно описать чувства, охватившие мою душу.
Игорь и Юрий, как ни странно, тоже ничего не возразили Альберту. Метрах в пятидесяти от нас светлым, таинственным, загадочным, каким- то нежным облачком кружилось её белое платье. Девушка теперь уже ходила какими- то кругами. Наконец она приблизилась и опять произнесла одно единственное, но такое печальное слово:
«Прощайте…»
«Щааайтеее…» – перекликнулось с ней эхо.
Игорь стремительно подбежал к ней и залепетал, нервно и отрывисто дыша, размахивая руками, проглатывая слова:
«Не пущу, не пущу…не уходи…хотя бы, хотя бы…скажи, где ты живёшь?.. Откуда ты пришла?.. Где тебя искать?»
Да, видно здорово она его околдовала, да и всех нас. Девушка молчала. Она смотрела на Игоря с какой-то теплотой, лаской, терпеливым вниманием… Платочек покрывал её милые, нежные, русые волосы. Её тёмные брови, ресницы; светлые щёки с нежными ямочками; глаза с небесной голубизной; тоненькая, но в то же время сильная загорелая шея – всё это говорило о беззащитности, но одновременно о какой- то внутренней силе, которую трудно объяснить.
Я уверен, что даже самоуверенный Альберт в те мгновения чувствовал её внутреннее неуловимое превосходство. «Вот так кликуша… – рассудил я – Это, скорее, какая- то степная богиня из древней легенды… вот что значит женское обаяние…оно, пожалуй, посильнее множества огромных кулаков.
Я действительно был околдован, очарован настолько, что даже почувствовал определённую стыдливую неловкость. Я ничего не мог с собой поделать, но стихи опять полились из моего сердца.
Что мне надо в тебе, не знаю,
Но, пойми, я с ума схожу…
О чуде ночами мечтаю,
От боли душевной кричу
И во сне по тропинке узкой,
Я бегу и взбираюсь на склоны…
Не уйти мне от нежной грусти,
Не уйти мне от страстной боли.
И за прелести, и за радость -
Всю до капельки кровь отдам.
До конца я твоим останусь,
Припаду я к твоим ногам…
И прижмусь я к твоим коленям,
В окна будет светить луна,
Ты подаришь мне вдохновенье -
Море страсти и море огня,
Я тебя подниму к небосклону -
Как звезду, что парит в поднебесье,
Возложу на тебя корону… -
Будешь ты моей звёздной песней…
«Хорошо…» – вдруг тихо- тихо, почти шёпотом, произнесла девушка. «Я скажу, где мой дом, но обещай, что искать меня не будешь, никогда». Она, естественно, обращалась только к Игорю.
