Он прижал зудящую рану от когтей мавки, вновь взволновавшись о том, как обстоят дела с ранениями Сольвейг. Однако дорога не ждала, и он отправился в путь, к небольшой, старообрядческой деревне Дрягва.
***
После короткого летнего ливня снова стало солнечно; трава и листья были покрыты искрящей россыпью. Сквозь чащу стрелок шел много верст, до самого вечера следуя полузаросшей колее́.
К вечеру погода опять испортилась. С севера героя нагоняла туча, сверкающая тревожными зарницами. Эта обещала уже не короткий теплый ливень, а продолжительный дождь, который, вероятно, продлится до следующего утра.
Трава шипела в преддверии грозы. Ветер колыхнулся, поменяв направление, и нюха стрелка коснулся странный, копченый аромат. Стремительно несущиеся по небу облака несли с собой полумрак наступающих сумерек. Дождь, однако, не зачинался, оставляя иссушающее дуновение северного ветра.
Герой пересек просторные озимые поля, колосящихся зелеными волнами, словно беспокойный океан. Но оказалось, что этим нивам не суждена была жатва. Перед героем предстала первая сгоревшая дотла изба.
Стрелок приблизился к почерневшим столбам. Внутри, а это лишь условно, поскольку крыши у обгорелого остова не осталось, веяло неприятным теплом. Потрескивание и тонкие струйки дыма сообщали, что дом сгорел не далее, как этим утром или в полдень. Рэй с болью в сердце принимал мысль: это Дрягва, но как деревни, ее больше нет.
Только Рэй ступил через порог, как, вздымая слой легчайшего серого снега, в комнате всполошилась стая ворон. «Кар, кар!» – возмутились они явлению незваного гостя. Черные крылья мельтешили, раздувая серую взвесь, которая не осаживалась, а напротив восходила вверх, следом за птицами. На полу обугленная фигурка: сжатая в клубок поза дала понять, что человек сгорел заживо. Пожарище настолько разрушило дом, что невозможно было установить, почему несчастный не смог выбраться. Рэй вышел прочь и направился к сердцу мертвой деревни.
Он шагал по опустошенной улице, по обе стороны которой стояли угольные столбы. Черные обломки оставались немы, отказываясь раскрывать страшные детали произошедшего. Зато вороны, что пировали на останках, были разговорчивее некуда. Кое-где дотлевали красноватые точки угольков.
В одной из хат послышался шум: несущая балка рухнула, неспособная сдержать возложенный на нее вес, и внутренности дома скрылись в облаке сажи.
Несмотря на обрушение, движение внутри продолжилось. Рэй подошел к дверному проему избы. Внутри кто-то копошился. Услыхав стрелка, тот подпрыгнул, обернулся, потер лицо черной, словно у шахтера, ладонью.
– Гой ты! Сё надо?! Ухоть отсюта! – пряча тяжелый мешок за спину, проскрипел щербатый мужичонок.
– Не нужен мне твой куш. Что тут случилось?
– Ухоть, сказал! Я тут первый! А сё бы? Им, мертвякам, узе и не надо, а мне надо!
Человечек пожевал губами, будто решаясь. Присмотрелся к рослому незнакомцу с красивым лицом, но большущим порезом на шее и окровавленной одежде. И повел руку за спину.
– Я бы на твоем месте не стал, – предостерег Рэй, придержав ножны левой рукой. – Повторяю, мне нет дела до твоего воровства.
– Ись какой! А то сё ты здесь сулишься, а? – шепеляво щебетал тот.
– Ты же не из этой деревни, голубь, – сказал Рэй, неволей применив каторжное наречие.
– Ис этой, не ис этой! – заквохтал он, уталкивая в карман металлическую пластину. – Этой узе и нету, чуешь? Мертвяки тут все, во! До костей сотлелись. Знать, тут всё нисье стало.
