Завтра – это когда? - страница 5



В четверг я вернулась из магазина в совершенно пустую квартиру. По дороге купила несколько больших коробок и принялась наводить порядок. Обмела стены, вымыла полы, вычистила паласы, разложила по коробкам тряпье и огляделась: коробки вдоль стен, телевизор на подставке и старая раскладушка, покрытая пледом – я устроилась в своей двенадцатиметровке по-королевски. О том, что будет, если тетя Люба вернется, думать не хотелось, я так устала, что провалилась в сон, как в колодец.

Весь следующий день был занят правкой статьи, к вечеру я ее закончила. Я работала не разгибаясь, так как не знала, что может произойти завтра. Господи, как замечательно был устроен мир прежде: повесил на шею амулет и живи без забот. «Я привязала к дверям корешок той травы, что спасает от бед…». Сказал бы кто, где растет та травка.

Утром Ольга Андреевна приняла у меня статью, поинтересовалась состоянием тетки, посочувствовала и предложила:

– Возник левый заказ. Совершенно неофициальный, можно сказать, по просьбе. Для сильных духом, как водится, но платят сразу. Естественно, работа в ритме резвой рыси. Возьметесь?

Я ухватилась за предложение, не раздумывая. Дома открыла компьютер, глянула переброшенный текст и онемела: «Ноэмная форма жизни в разновидности энтелехии интерпретируется через язык числового видения мира, толкующего континуальность полей сознания, развивая таким образом представление о вероятностном видении мира». Мама родная, я и слов-то таких не знаю. О чем сочинение? Заглянула в аннотацию – труд литературоведческий. Для кого госпожа Горбунова Г.Н. так изысканно выражается, ведь ни один нормальный человек не станет читать эту как бы научную работу. Триста пятнадцать страниц… Я над ними поседею. Где кожа старой змеи, что хранит от злой мысли, злого слова, злого глаза, злой руки?

В больнице было все то же: тетя Люба не приходила в сознание, ее нижняя челюсть странно запала, лицо стало серым и незнакомым; как мне сказала медсестра, с которой я договорилась об уходе, питание осуществлялось через зонд. Чем я могла ей помочь?

Работа над книгой заняла всю неделю. Я правила не смысл, его я не находила, а лишь грамматику – утомительнейшая работа. В больницу звонила ежедневно, но наведаться не было времени; тетя Люба по-прежнему не приходила в себя. На исходе недели я добила-таки этот окаянный труд и позвонила ученой даме, чтобы договориться о встрече. Горбунова оказалась худой коротко стриженной брюнеткой возраста «всегда тридцать +», до печенок прокуренной и безапелляционной в суждениях – популярный тип, мы называли таких «категорическими авторами». Ей было мало, что я прочитала ее опус, ей требовалось признание, и я подтвердила качество труда уважительной оценкой:

– Мне кажется, это работа не столько филологическая, сколько философская, восприятие вашего текста требует очень серьезной подготовки.

У меня никогда не было конфликтов с клиентами, вот и на этот раз госпожа авторка ушла убежденной в собственном превосходстве над серой массой. Внимание, уважение и доверительный тон – мои надежные средства защиты.

Издание книги спонсировал какой-то чудак, уж не знаю, где таких откапывают. Удивительно устроен мир: несмотря на общественные катаклизмы, во все времена побеждает не лучший, а наиболее пробивной. Моя девушка была танкоподобна, однако конверт с деньгами примирил с несовершенством бытия: я смогла в срок внести очередную плату за медицинский уход. На обратном пути заглянула в комиссионку и обрадовалась еще больше: продали спальный гарнитур. Деньги за него я могла получить лишь на следующей неделе, но разом ощутила почву под ногами.