И вообще: лежать бы ей сейчас… Когда её шарахнуло-то? Ага, в ночь под субботу. Значит, уже в понедельник похоронили бы. Нет, это если считать три дня, по православному обычаю, да если тело нашли бы сразу. Допустим, Жанка, что часто трезвонит по вечерам, в этот раз не дозвонилась бы и забеспокоилась. Впрочем, подруга в тот вечер собиралась в клуб, за «очередным последним шансом», и до завтрашнего полудня могла считаться вычеркнутой из жизни. А раз так – пока это она забила бы тревогу, пока вскрыли бы квартиру, вызвали и скорую, и полицию! Потом тело отправили бы в морг… (Тут Регина содрогнулась: думать о себе, как о «теле» оказалось неприятно.) Потом вскрытие. (Ещё ужаснее, просто отвратительно.) Но ведь положено; молодая, почти, здоровая баба – и вдруг померла; с чего бы это?
Прервав затяжной приступ душевного мазохизма, она великодушно опустила дальнейшие, леденящие душу, подробности мытарств неупокоенного тела и перешла к финалу. К изящному полированному деревянному футляру, в котором, среди цветов, рассыпанных по белому атласу обивки, лежала бы она сама, бледная и красивая после услуг похоронного дел визажиста. Ну да, мало того, что её перекошенную морду пришлось бы приводить в порядок; надо ж ещё и швы как-то замаскировать. При вскрытии таких, как она, с характерным «поплывшим» лицом в первую очередь снимают скальп, распиливают черепную короб…
Так, хватит!
Наслушалась, довольно!
Судорожно втянув воздух, со всхлипом, до занывших от холодного воздуха зубов, она зажмурилась и потрясла головой.
Вот так, Регина Брониславовна. Всё это могло бы случиться именно с тобой, да не случилось; отделалась лёгким испугом и переживаниями. Видишь, тебе даже погулять разрешили, за хорошее поведение и отличные показатели, до того изумительные, что дяди в белых и нежно-салатовых халатах всерьёз засомневались в первоначальном диагнозе. Радуйся, что уже можешь бродить по открытой веранде. Весна, март, оттепель… Восьмое число миновало как-то без твоего участия – и отлично.
А, чёрт…
Только сейчас она вспомнила, что пятница, закончившаяся для неё столь печально, как раз предваряла праздники: это было седьмого марта. Значит, Жанка могла загулять надолго, с новым-то «последним шансом»… Да шут с ней, пусть отрывается, но вот то, что она забыла дату – нехорошо само по себе.
С памятью вообще творилось что-то неладное.
Нет, хвала всем святым, с ней не случилось приступа банальной амнезии, навязшей в зубах у поклонниц слезливых сериалов. Регина Брониславовна Литинских отлично помнила, как её зовут, кем она работает и где проживает; не забыла и год рождения, и своих родителей – увы, покойных, подруг, коллег, и прочая, и прочая. Даже события трагично закончившегося вечера могла пересказать почти поминутно. Перемыкало её лишь при попытке вспомнить, что же случилось, когда она открыла дверь в собственную квартиру. В тот момент в левый висок ей словно впилась игла и, кажется, пронзила глаз – такой яростной оказалась набросившаяся боль… И всё.
Впрочем, её, по словам медсестры, так и нашли лежащей в прихожей, а незапертая входная дверь на хорошо смазанных петлях хлопала от сквозняка, чем и привлекла внимание соседки, бабы Шуры, чтоб ей жить ещё столько же, и полстолько, и четверть столько… Она-то и вызвала «Скорую».
Так что помнить особо было нечего. А вот странные пустоты, обнаруженные Региной в собственной жизни… не то, чтобы пугали – беспокоили. Слишком уж много встретилось ей странных пустот в воспоминаниях. А началось всё с какой-то ерунды.
