«Чем больше думаю обо всем этом, тем ужаснее все кажется. Замкнутый круг. А как его прорвать? Наташа любит эту несчастную женщину, она добрая, решительная, трусостью в жизни не страдала, но и она стоит на том, что другие врачи не нужны! Вопрос номер два: кто таков на самом деле этот роковой Генрих? Лучше свести его с Ярославом, он разберется, с кем имеет дело!»
Ника вынырнула, торопливо вымыла голову и встала под душ. Домашние дела требовали ее участия, но весь вечер, стирая белье, стоя у раковины, у плиты, она думала о женщине, спрятанной от мира в загородном особняке, среди вековых сосен. Она видела, как сгущаются сумерки вокруг неприветливого красного дома, зажигаются окна в мансарде, слышала, как ровно шумят деревья, окружившие дом. Зажглись фонари на чугунных столбах, и на веранду с бокалом коктейля вышла высокая светловолосая женщина, уже нетвердо стоящая на ногах. Свет фонаря упал сверху на грубоватое лицо Натальи, и это видение было таким необъяснимо четким, что Ника застыла с ложкой в руке, забыв попробовать сваренный суп.
– Так и будешь дуться? – донесся до нее голос мужа, будто издалека. – Я спрашиваю, будешь играть в молчанку? Из-за чепухи!
– Для меня это было работой, – сдержанно ответила она. – Если будешь смотреть телевизор, сделай потише, я ложусь спать.
Она быстро улеглась в постель, и лежа в темноте, слабо разбавленной светом ночника, снова попыталась представить особняк среди сосен. Теперь она не видела на веранде женской фигуры, все фонари, кроме одного, погасли, окна в мансарде были темны. Усиливался ветер, сосны шумели мощно и ровно, послышались первые шлепки крупных капель по вымощенной дорожке – начинался дождь. Здесь, в Москве, за окном ее комнаты стояла тихая ясная ночь, но за городом – Ника была уверена – уже вовсю шел дождь. Ее вдруг потянуло туда, потянуло с такой силой, будто здесь ее ничто не удерживало, будто здесь не было ничего дорогого, ничего своего. Это чувство было настолько сильным и пугающим, что она вскочила и босиком подошла к кроватке, где спал сын. Алеша дышал спокойно и ровно, с забавной важностью оттопырив нижнюю губу и слегка хмурясь во сне. Ника склонилась, осторожно поправила одеяло, и на цыпочках вернулась в постель. С кухни доносились приглушенные звуки телевизора – муж смотрел футбол. Она впервые легла спать, не пожелав мужу спокойной ночи, и это вовсе ее не мучило, не тревожило. «Неужели я изменилась? – спросила она себя, проваливаясь в сон. – Можно измениться за день?»
Ника уснула, не ответив себе на этот вопрос, и уже не слышала, как в комнату вошел муж. Он остановился у постели и некоторое время стоял над изголовьем, вглядываясь в лицо спящей жены. Только что, ища у нее в сумке таблетки от головной боли (Ника всегда носила их с собой), он наткнулся на цифровой фотоаппарат. Находка насторожила и озадачила его – жена никогда не фотографировала сама, при ее офисной работе это было лишним. Ника никогда не мечтала заниматься журналистскими расследованиями. Он всегда знал, во сколько она вернется домой. Жена была предсказуема, надежна, проста, как и вся их жизнь, налаженная методом взаимных уступок. Эта жизнь совершенно устраивала Олега, и как он думал до сегодняшнего дня, Нику тоже… И вдруг – ее внезапный бунт, беспочвенный, вздорный…
– Ты всерьез решила поссориться? – тихо спросил он, склоняясь над спящей женой.
