– Вот так. Я не лечу. – Коля вздохнул. – Уступаю товарищам. И заметьте: я первый отказался.
– Что значит «первый»? – возмутился Быстров. – Я сразу осознал, что мне не хватает летного мастерства. И отказался не позже твоего. Так что бери флуггер, дружок.
– Именно так, кадет Самохвальский, – официальным тоном подтвердил Власик. – Вам с кадетом Пушкиным выпала большая честь. Дело будет важное, серьезное. А потому и летать вам, как лучшим нашим пилотам.
– Вы совершенно правы, кадет Власик, – встрял я. – Кадет Самохвальский больше любого из нас достоин этой чести.
Оттащил я Колю в сторонку за рукав и говорю ему на ухо:
– Ну хоть ты не позорься. Давай скажи, что пошутил. Пойдем в бой вместе, мы же сколько об этом мечтали!
– Я боюсь, – отвечает Коля, отличник боевой и теоретической подготовки. – Не знал я, что в военфлоте у нас такое творится. В штабе бардак, в эскадрилье бардак, психи кругом, потери астрономические, как джипсов бить будем, сдается, никто не знает…
– А нам что с того? Наше дело – отвечать за себя. Если мы вместе с эскадрильей пойдем в бой и погибнем – значит, судьба была со смертью повстречаться. Но если эскадрилья погибнет без нас, а мы в Академию вернемся доучиваться, нам потом всю жизнь ходить как обоссанным. Все равно через год, или через два, или через пять нам придется встретить тех же джипсов. Или кого похуже. Но только отвечать мы тогда будем уже не за себя одних, а за ведомых, а может, и за целую эскадрилью.
– Плевать. Тогда у нас будет опыт. А вот так, глупо, пойти в бой зеленым новичком и…
– Каким еще новичком? У тебя сколько часов налета на учебной спарке? Двести, верно?
– Двести пятнадцать.
– Тем более. И одиночного налета, на настоящем «Горыныче», часов сорок будет. Да мы, может, по высшему пилотажу еще кого-нибудь из здешних волков сделаем!
– Как же, сделаешь ты их…
– Верняк. Их же учили еще на «Беркутах».
– Черта с два. «Беркуты» даже из учебных частей давным-давно списаны. Я как раз недавно читал…
– Спорнем?
Коля – человек умный, положительный. Любит кошечек. И котиков. Знает больше, чем весь наш учебный курс. И, по-моему, даже больше, чем некоторые преподы. Однако есть и в нем червоточинка. Азартен не в меру. Взять его на слабо – легче легкого.
– Спорнем.
– Но только уговор. Если выиграю я – ты войдешь в летный состав. Вместе со мной.
– Это нечестно!
– Честно!
– Н-ну… х-хорошо… допустим. А что будет, если выиграю я?
– Нет, не «допустим», а точно. Зато если выиграешь ты, я отдам тебе свою счастливую зажигалку.
– Ту самую?!
– Ту самую.
– Слушай… А она с тобой?
– Разумеется.
– Покажи.
Я показал.
– Плохо. – Коля снова погрустнел. – Видишь ли… Ты только не обижайся… Но тут вот какое дело. Если вдруг тебя собьют, она ведь вместе с тобой… Пропадет.
– Коля, ты с перепугу совсем плохой стал. Если выиграешь ты, я ее сразу, вот прямо сейчас и здесь тебе отдам!
– А ведь точно! – Он мгновенно просиял.
Я так и знал, что его это утешит.
– Ну что – по рукам?
– По рукам!
– Товарищ капитан третьего ранга! Скажите, пожалуйста, у вас какие учебные спарки в Академии были?
– «Горыныч», РОК-14У2… Но это уже второй вопрос, кадеты! – спохватился Готовцев. – Вы разобрались наконец, кому на войну, а кому на койку?
Я выматерился. Очень и очень грубо. Но очень и очень тихо.
Хорошо, что телепатов в природе не существует. Не выявлены, выражаясь армейским языком.
– Решили, товарищ капитан третьего ранга! – откликнулся Коля.
