Мой разум кое-как осмыслил слова «паралич» и «инвалидная коляска», и мне пришлось бороться с желанием убежать, оставив членов семьи Уэстона самим разбираться со свалившимся на них несчастьем. Мы тихо вернулись в палату и выстроились вокруг кровати.
– Привет, малыш, – сказала Миранда, целуя сына в макушку. – Мама здесь. Всё будет хорошо.
Я взяла Уэстона за руку, кусая нижнюю губу, а сама боролась с желанием закричать на Миранду: «Это неправда, и он это знает!»
Кимберли отвернулась, ее плечи дрожали. Фелиция смотрела на брата, крепко стиснув губы, и медленно качала головой из стороны в сторону. Уэстон смотрел в потолок. Сейчас он выглядел еще неподвижнее и молчаливее, чем когда находился в коме.
В дверь постучали, и в палату вошел какой-то офицер в парадной форме.
– Вы семья Тёрнеров?
– Боже мой, ну, что еще? – пробормотала Миранда.
– Да, сэр, – ответил Пол. – Чем мы можем вам помочь?
Офицер уверенным движением достал кожаную папку.
– С удовольствием сообщаю вам, что именем президента Соединенных Штатов ефрейтор Тёрнер награжден медалью «Пурпурное сердце» за службу и самопожертвование.
Уэстон крепче стиснул мою руку и закрыл глаза.
– Я также имею честь сообщить ефрейтору Тёрнеру, что он удостоен «Бронзовой звезды» за достойную службу в зоне боевых действий. Вот здесь вся информация о церемонии, дате и месте ее проведения.
– Спасибо, – сказал Пол, забирая папку. – Большое спасибо.
Офицер отдал честь Уэстону – тот по прежнему буравил взглядом потолок, – после чего ушел.
Миранда взяла папку и открыла ее, чтобы показать Уэстону.
– Ты слышал, малыш? «Пурпурное сердце» и «Бронзовая звезда» за героические поступки во время несения службы.
– Да чтобы они все провалились, – пробормотала Фелиция. – Они забирают его ноги и вместо них дают ему финтифлюшку.
– Она даже не золотая, – сказала Кимберли. – Бронза? Разве это не третье место?
– А ну-ка заткнитесь, обе! – огрызнулась Миранда. – Проявите хоть каплю уважения.
– Уйдите все, – прошептал Уэстон.
В палате явно стало слишком много дам Тёрнер, все они сердито каркали и переругивались, но я слышала только Уэстона. Я поднялась на ноги, но он сильно сжал мою руку и потянул, заставив меня сесть на место.
– Все вон! – процедил он сквозь зубы.
Его мать и сестры перестали переругиваться и повернулись к кровати.
– В чем дело, милый? – всполошилась Миранда. – Тебе что-то нужно? Пол, принеси Уэсу попить, его голос звучит ужасно…
– Я сказал, выметайтесь, – выдохнул Уэстон, шумно втягивая носом воздух. – Сейчас же. Вон. Все вы.
Миранда выглядела оскорбленной.
– Ну уж нет, я ни за что…
– Вон, – повторил Уэстон, тяжело дыша ртом.
Писк аппаратов участился.
– Идемте, – сказал Пол. – Уэс хочет побыть один. Идемте, все вы.
Мягко, но настойчиво, не обращая внимания на протестующее кудахтанье, он повлек женщин к двери. Миранда громко возмущалась, мол, какой ребенок откажется от материнской поддержки в трудное время?..
– Отем? – спросил Пол, оборачиваясь через плечо.
– Не она, – выдохнул Уэстон. – Она остается.
Нечто среднее между одобрением и облегчением промелькнуло на лице Пола перед тем, как он ушел. Когда дверь, наконец, закрылась, Уэстон повернул ко мне голову, его глаза были широко открыты и лихорадочно поблескивали. Он был вне себя от паники.
– Я знаю, Уэстон, – проговорила я, наклоняясь ближе. – Дыши.
Он покачал головой, грудь его поднималась и опускалась слишком быстро, дыхание стало прерывистым.
