* * *
– Я сбежал, – рассказывал я Алисии. – Однажды они забыли запереть дверь, и я выскочил. Я не знал, где я, не знал даже, какой год на дворе.
Глаза Алисии были полны слез, но она сдерживалась.
– Почему ты никому не говорил?
– Я очень многого не помню, – ответил я. – Я долго даже не знал, кто я такой. И…
– И что? – мягко переспросила она.
– Они все могут. – Мои руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. – Они сильнее полиции. Если они меня найдут, то увезут снова.
Она накрыла мою ладонь своей.
– Этого не случится, – проговорила она с легкомысленной самоуверенностью человека, который понятия не имеет, во что ввязывается.
– Вы не понимаете, – сказал я. – Вы не знаете, что это за люди, какие у них связи. Если я окажусь в какой-нибудь государственной больнице или психиатрической клинике, они меня найдут. Заберут, и я снова исчезну, и во второй раз мне уже от них не уйти.
– Никто тебя никуда не заберет, – бодро сказала она. – Мы пойдем в полицию…
– Нет! – сказал я. – Нельзя им говорить, кто я!
– Придется, – сказала она. – Но тебе нечего бояться. Дэниел, ты должен вернуться домой.
* * *
Алисия отвезла меня все в тот же полицейский участок Коллинвуда, и вскоре мы уже входили в кабинет того самого следователя, что угрожал отправить меня в психиатрическую клинику, – Барсона. Когда мы вошли, от отодвинул от себя недоеденный сэндвич и спросил, что нам нужно.
Я сказал, что я Дэниел Тейт, что меня похитили в Хидден-Хиллз, Калифорния, шесть лет назад. Он смотрел на меня абсолютно непонимающим взглядом, и я не мог его винить. Я и сам понимал, как бредово это звучит.
– Как, говоришь, тебя зовут? – переспросил он, пока его компьютер выходил спящего режима.
– Дэниел Тейт.
Он ввел мое имя в поисковик, и первой же ссылкой тот выдал «Центр помощи пропавшим и пострадавшим детям». Барсон нажал на ссылку, и на экране появилось объявление о пропаже ребенка с теми же данными, что я назвал ему только что. Мое имя, возраст, город, где я пропал. Там же была фотография. Светло-каштановые волосы – чуть светлее, чем у меня теперь, светло-карие глаза, веснушки на носу, острый подбородок. Барсон посмотрел на меня, потом опять на фото.
– А это точно ты? – спросил он. – Сам же говоришь, что почти ничего не помнишь.
– Я помню, кто я. – «Сукин ты сын», – добавил я мысленно.
– Вы с ним не так уж и похожи.
– Да ты что, Фрэнк, – сказала Алисия. – Ему же здесь всего десять лет. Ты же знаешь, как по-разному дети выглядят в десять лет и в шестнадцать.
Барсон подумал, и морщины у него на лице обозначились резче.
– Почему ты раньше не пришел и не заявил?
Тут у Алисии наконец лопнуло терпение, и она всплеснула руками:
– Мальчика держали в плену, он травмирован! Чудо, что он сейчас-то решился заявить!
– Ну-ну, Алисия, не кипятись. Вопросы вполне резонные. – Барсон еще с минуту вглядывался в меня, затем повернул экран компьютера так, чтобы мне не было видно. – Когда ты родился?
На короткий миг у меня перед глазами возник голубой торт и сверкающие на солнце шарики в фольге.
– В ноябре. Шестнадцатого.
– А год?
– Двухтысячный.
Следователь стиснул зубы, поднялся.
– Подождите минутку здесь, – сказал он и вышел из кабинета.
Я повернулся к Алисии.
– Он мне не верит. – Голос у меня дрожал.
– Поверит, – ответила она. – Просто нелегко вот так сразу все это переварить.
«Минутка» плавно перетекла в две, затем в десять. Наконец Барсон просунул голову в дверь кабинета.
