Здравствуй, душа! - страница 37

Но тем, кто решает следовать за Хиллманом, приходится нелегко, ибо Хиллман – тот самый лидер, который не желает, чтобы за ним «следовали». Он всегда меняет тактику, так что его последователи постоянно ищут его местонахождение и новое обличье.

Вещи, которые Хиллман еще недавно презирал (например, политику или экономику, а в другом контексте метафизические категории), внезапно могут стать краеугольными камнями его новой работы, а нежно лелеемое им в одной книге правило или наставление может совершенно исчезнуть из его поля зрения через год.

Он одновременно и все, и ничего в своих разнообразных воплощениях, и новая маска уже может находиться в производстве, хотя теперь (вероятно, из-за возраста) его меркурианская походка несколько замедлилась, сбивается на самоповторы.

Для него характерны взрывчатость смысловых фрагментов и замысловатость самой фразы, Хиллман блестяще владеет техникой аргументации, и он отличный стилист. Хиллман обладает удивительной способностью разрушать обыденное – традиционное – понимание, переворачивать с ног на голову и обратно стандартные истины. Его отличает пытливый, проникающий и энергичный взгляд, так что с самого начала вы понимаете, что перед вами не просто один из интеллектуалов, но непременно лидер какого-то движения.

В начале 1970-х Хиллман вернулся в США, оставив Институт Юнга в Цюрихе, и начал интенсивную преподавательскую деятельность в различных университетах Америки – Сиракузах, Йеле, Чикаго и Далласе. Тот факт, что он оставил Цюрих при весьма сложных обстоятельствах и был втянут в различные сомнительные с этической точки зрения «разборки», несомненно, сделал его более настойчивым в поисках нового профессионального контекста. И Хиллман попытался вдохнуть новую жизнь в академическую сферу психологического знания. До него основной поток юнгианской литературы варился, что называется, «в собственном соку», и ему явно недоставало читателя, еще не «соблазненного» идеологией Юнга. Работы Хиллмана пришлись весьма кстати, по крайней мере, в США; они, подобно лакмусовой бумажке, продемонстрировали читательский интерес широкой публики, живущей в русле современной интеллектуальной традиции. В каком-то смысле Хиллман вынес наследие Юнга за пределы узкого круга посвященных (в США и Западной Европе) в клиническую практику, ввел его в основной интеллектуальный поток западной культуры. Он определенно является «посланцем» архетипического видения широкому интеллектуальному кругу людей.

Что же лежит в основе направления архетипической психологии и какие идеи предлагает нам Хиллман в рамках своего учения?

Рассмотрим вначале возникновение и метаморфозы самого понятия «архетип» в глубинной психологии.

Термин «архетип» встречается у древнеримских философов и богословов: Дионисия Ареопагита, Филона Иудея, Иринея и Августина. «Архетип» – это пояснительное описание платоновского «эйдоса», «идеи». Это наименование является верным и полезным для наших целей, поскольку оно означает, что, говоря о содержаниях коллективного бессознательного, мы имеем дело с «древнейшими, лучше сказать изначальными, типами, т. е. испокон веку наличными всеобщими образами» (Юнг, 1991, с. 98).

«До появления работ Фрейда, – замечает Хиллман, – самопознание в психологии означало познание сознания своего Эго и его функций. При Фрейде самопознание стало означать познание своей прошлой жизни, всей жизни, составляющей предмет воспоминаний. Но после Юнга самопознание означает архетипическое познание. Оно предполагает знание множества психических фигур из различных географических, исторических и культурных контекстов… После Юнга я не могу притворяться, что познаю себя, если я не познаю архетипы» (Хиллман, 1997а, с. 77).