– О, себе. Всегда, – резко ответила Яда, поднимаясь.
И вдруг она повернула к птице лицо мокрое от слёз. В глазах было отчаяние. Она не хотела этого. Не так.
– Па-ап, – совсем как в детстве протянула она.
Птица ударилась оземь. Отец сердечно обнял дочь, прижимая к груди.
– Ядди.
А плечи несчастной сотрясались от рыданий.
– Дурак, дурак, – повторяла она сквозь истеричные всхлипы, – и всегда им был.
Отец ничего не говорил, лишь заботливо гладил по голове.
Но тут она гордо выпрямилась, собираясь с силами.
– Сам захотел.
Яга так Яга. Она злится. Злая. Да будет так.
От звука выстрела она едва не подскочила на месте. Вся её поза мгновенно перевоплотилась в застывший ужас.
– Что я наделала?!
И она бросилась прочь из дома. Отец устремился было за ней, но едва не получил по носу захлопнувшейся дверью. Он крякнул, передумав выходить в дверь, и перевалился через ближайший подоконник. Вслед за ведьмой в окно вылетела птица.
Между тем сын кузнеца, перевоплотившись и уже в зверином обличье выскочив из дома ведьмы, направился к логову того, кого сам вырастил. Это было действительно глупо. На что он надеялся? Его «воспитанник» встретил его весьма агрессивно. Как соперника. И был готов к драке. Но она не состоялась. Они оба ощерились в сторону «чужих», несвойственных лесу звуков.
– Какой красавец.
Как далеко был охотник, но фразу новоявленный Волк услышал. И понял – он теперь мишень. И шарахнулся в сторону. Вовремя. Он рвался прочь, а позади крики ярости, визг и скуление агонии «воспитанника», его выводка, стаи.
Он летел через лес, напролом, ломая ветки. Куда? Назад к Яде? А если человеком он не станет, не так как Ворон, и приведёт к дому охотников? Спрятаться. Куда? Куда-нибудь. Потом будет видно.
И вдруг. Анна шла через лес, короткой дорогой. В разгар охоты?! Красива – да, но поступок нелеп. Он встал на её пути. Она ему нравилась. Миниатюрная, белокурая, беззащитная в своей шапочке и плаще, красное ей очень шло. И он ей, кажется, тоже нравился. Но сейчас он волк. И шла охота. Большая охота.
Он ощерился, оскалил клыки, зарычал. Отчаянный визг девчонки. Вцепившись в корзинку, она бросилась в сторону большого тракта.
Удар как ожог. Боль. Крики, запах пороха. Как же он резок для волчьего нюха. И он снова бросился вперёд.
Мчался напролом. Куда? С чувством юмора у судьбы всё в порядке. Оказывается, он выскочил к домику на окраине другой деревни. Этот домик он знал. Сюда направлялась его новая подружка, которую он только что согнал с лесной тропы.
Бабки нигде не видно. Собак она не держала. Он затаился, наблюдая. Никого. Подкрался к двери. Потянул зубами веревку внутреннего засова и вполз, крадучись, в дом. Хозяйка была дома. Спала. Он решил, что это его спасение. Спрятаться. И он вполз под кровать.
Шипенье и острые коготки впились ему в нос. Бабушка не держала собачек, но, оказывается, любила кошек.
Он вылетел из-под кровати с той же скоростью, с какой ломился через лес. От жгучей боли он шарахался по всей комнате. Что-то падало с грохотом, что-то накрыло его с головой. Стук в дверь. Он замер.
– Ба-а-б. Тебе лучше? Зачем ты встала?
Девица тоже знала, как открывается дверь. Вошла. Он замер.
Он собирался выскочить в окно, передние лапы его были на подоконнике. В каких-то лохмотьях.
– Что, что, внученька, это ты? Подойди ближе, я тебя плохо вижу, – раздался голос старушки с постели. Видать, совсем плоха стала бабка, раз только сейчас очухалась.
