Зеленая койка. Очерк - страница 4

Чтобы попасть на чердак, нужно было открыть люк.

Забравшись на предпоследнюю ступеньку, я вытянула руки, приподняла люк и заглянула внутрь. Из темноты на меня смотрели два желтых глаза. Я вскрикнула, с грохотом опустила люк и чуть ли не кубарем спустилась вниз на пол, поторапливая Лену. Та удивленно смотрела на меня. Я объяснила, что на чердаке кто-то есть и у него огромные желтые глаза. Мы побежали к бабушке Клаве с этой новостью. Бабушка выслушала нас и, улыбаясь, ответила, что на чердаке живет филин. Он влетает ночью через чердачное окно и днем остается на чердаке, а вечером отправляется на охоту.

На чердак, пока там жил филин, мы больше не лазили. Иногда, когда очень хотелось на него посмотреть, мы поднимались по лестнице, приоткрывали люк и несколько секунд смотрели.

В нашем доме была только одна комната. Справа от входной двери стоял самодельный шкаф. С его внешней стороны папа приделал крючки для верхней одежды, а внутри навесил штангу для вешалок. Напротив шкафа была печка, которая занимала половину комнаты от центра до стены. Между стеной и печкой оставалось полметра, не больше. Сразу же за печкой стояла наша с сестрой койка. Слева от нее, в изголовье, стояла папина тумбочка, на которой устроилась печатная машинка. За тумбочкой была родительская постель, которая упиралась в противоположную стену, по стене шли три окна. У последнего окна стоял стол со стульями, а рядом со столом была входная дверь. На этом наш дом заканчивался.

Возле печки, по центру комнаты, стоял сундук. Я любила сидеть на этом сундуке, когда топилась печка. Мы с сестрой иногда боролись за право на нем сидеть, так как расположиться комфортно можно было только в одиночку. В редкие вечера, когда Наташи не было дома, сундук принадлежал мне. Папа затапливал печь, я залезала на сундук, прятала ноги в махренку1 и ждала, когда стена печки станет теплой. Тогда можно было прислониться к печке спиной и наслаждаться теплом и покоем. По радио шла радиопостановка, никто не мешал… Благодать.

На шкафу, со стороны печи, на гвозде висел ремень. Папа каждое утро правил на нем опасную бритву. Рядом с ремнем, на соседнем гвозде, всегда висела связка ванильных сушек. Я сидела на сундуке и рассматривала сушки: искала самую поджаристую. Когда я ее находила, спрыгивала с сундука. Шла к связке, вставала на табурет, срывала нужную сушку и возвращалась опять на сундук. Так повторялось снова и снова. Иногда за этим занятием проходил весь вечер, и я съедала до половины связки. Папа, сидя на маленьком стульчике возле печки, тихонько посмеивался, глядя на меня.

Жареная картошка, блюдо, которое откликается, наверное, в каждом сердце.

Мама жарила картошку в большой чугунной сковороде. Ставила шипящую сковороду на середину стола. Мы садились вокруг. Папа и мама просто ели, мы же с сестрой ковыряли вилкой, пытаясь ухватить самую поджаристую. Родители управлялись быстро, а мы с сестрой приближали тот момент, когда картошки на сковороде не будет, а останутся только поджарки. И тут начиналось настоящее сражение – кому больше достанется хрустящей золотистой поджарочки. Мы отскабливали сковороду дочиста – картошка прилипала намертво (хорошо, что теперь есть тефлоновые) – подбирая остатки кусочком хлеба.

Жареная картошка – не единственное блюдо, из-за которого у нас с Наташей бывали сражения. Чего только стоило заполучить хрустящую горбушку от свежего хлеба! И даже если мама делила горбушку пополам, не всегда мне она доставалась. Дело в том, что я сначала съедала (и это касалось не только горбушки), на мой взгляд, не очень вкусное – мякиш. Горбушку же оставляла на потом, чтобы не торопясь насладиться. Сестра же съедала все сразу и норовила забрать и мою часть. И вот тут уже как повезет. Скажу только, что горбушку я могла съесть только под пристальным присмотром мамы.