Пароход Уилли остановился на своем излюбленном месте, свернул хвост колечком вокруг задних лапок и посмотрел на нас. Опять мне вспомнилась картина, изображающая судей, выносящих приговор заключенным… однако… мне еще не доводилось видеть такого маленького и не выказывающего ни малейших признаков страха заключенного. Да и какой, в конце концов, он заключенный: Пароход Уилли мог приходить и уходить когда ему заблагорассудится. Тем не менее мысль эта не выходила у меня из головы, и вновь подумалось, что большинство из нас почувствуют себя такими же маленькими, когда по завершении жизни в этом мире мы придем на суд Божий, но мало кто сможет вот так побороть страх.
– Как вам это нравится? – покачал головой старик Два Зуба. – Расселся, как у себя дома.
– Ты еще многого не видел, Два Зуба, – встрял Гарри. – Смотри.
Он сунул руку в нагрудный карман, достал ломтик сушеного яблока, завернутый в вощеную бумагу, оторвал кусочек и бросил на пол. Я думал, он стукнется о линолеум и отлетит в сторону, но мышонок протянул лапку и прижал его к полу. Мы все в восхищении расхохотались. Вроде бы раскаты нашего хохота не могли не испугать Пароход Уилли, однако мышонок лишь дернул усиками, но не сдвинулся с места. Потом он поднял кусочек яблока, куснул его раз-другой, выронил на линолеум и вновь поднял на нас глаза, как бы говоря: неплохо, конечно, но нет ли у вас чего-нибудь еще?
Два Зуба поднял крышку своей тележки, достал сандвич, развернул его, вытащил кружочек болонской колбасы и оторвал чуток.
– Не переводи продукт, – предупредил его Дин.
– Ты это о чем? – спросил Два Зуба. – Я еще не видел ни одной мыши, которая отказалась бы от болонской колбасы. Ты просто псих.
Но я знал, Дин прав, а по лицу Гарри видел, что и он согласен со мной. Временные – они не такие, как постоянные. И Пароход Уилли эту разницу чувствовал. Как – не знаю, но чувствовал.
Старик Два Зуба бросил колбасу на пол, но мышонок, естественно, есть ее не стал. Только понюхал, а потом отступил назад.
– Чтоб мне лопнуть! – По голосу старика чувствовалось, что он обижен.
Я протянул руку:
– Дай его мне.
– Что? Этот сандвич?
– Вот-вот. Я за него заплачу.
Два Зуба протянул мне сандвич. Я поднял верхний кусок хлеба, взял другой кружок колбасы, оторвал треть и бросил на пол перед столом. Мышонок тут же подбежал, схватил его в лапки и начал есть. Не успели мы и глазом моргнуть, как от болонской колбасы не осталось и следа.
– Будь я проклят! – воскликнул Два Зуба. – Кровавый ад! Где ж это видано!
Он схватил сандвич, вытащил целый кружок колбасы и бросил так близко от мышонка, что кружок едва не накрыл его, словно шляпа. Пароход Уилли отпрянул, потом принюхался к колбасе (несомненно, во время Великой депрессии ни одной мыши не перепадал такой царский подарок) и снизу вверх посмотрел на нас.
– Давай, давай, ешь! – старик Два Зуба совсем уж разобиделся. – Что тебе не нравится?
Сандвич перекочевал к Дину, теперь он бросил на линолеум кружок колбасы… Такая вот пошла борьба за клиента. Мышонок тут же схватил его и слопал. Затем повернулся и засеменил обратно к карцеру, останавливаясь по пути, чтобы заглянуть в две пустые камеры и прогуляться по третьей. Опять же мне подумалось, что он кого-то ищет, но я снова отогнал от себя эту мысль.
– Я никому не буду об этом рассказывать. – Вроде бы Гарри шутил, а вроде бы и нет. – Во-первых, всем это до лампочки. А во-вторых, никто мне не поверит.
