ты говоришь: Не бить! – стенным часам,
и сутками часы не бьют и терпят.
А скажешь: Бить опять! – опять и бьют,
и музыку играют заводную,
потом ты просишь – и тебе дают,
потом стучишь – и открывают двери,
и в них маячит тёмный силуэт,
но не понять, кто там стоит в проёме, -
тогда ты говоришь: Да будет свет, -
и свет в ответ немедленно бывает.
Так тут ведётся испокон веков -
и всё равно, кто первый это начал,
но нам с тобою хватит облаков,
деревьев хватит и светил небесных.
Прикурим-ка от этой вот свечи
да посидим, не шевелясь, в потёмках…
а станешь говорить – и замолчи,
и пусть тут всё останется как было.
2005
* * *
Вот тебе мой чужой бред:
ничего у меня нет
впрочем город с его тьмой
он-то есть да не есть мой
мне его одолжил век
как одну из ночных вех
чтоб не слишком скучал взгляд
на пустынном пути в ад
ночь мне снега швырнёт горсть
потому что азъ есъмъ гость
и пылает светлей звёзд
нищеты золотой крест
а сегодня я был там
где когда-то стоял дом
в этом доме горел свет
много-много твоих лет…
1990
* * *
Не плачьте, ни стихи, ни жизнь, ни сон!
Пусть грусть шуршит: она всегда шуршит,
как стрекоза, как вереск, как самшит,
как что-нибудь ещё… я обо всём.
Часы стрекочут – тиканье часов
напоминает лето и тепло,
когда цикады сотней голосов
своё сухое тешат ремесло.
Что ж… разведём костёр из сушняка
и в прошлое отныне – ни ногой!
Смотри, сухая времени рука
подбрасывает хворосту в огонь:
горят архивы, и горят мосты,
и мысль твоя – последним огоньком…
чьи отсветы ложатся на листы
сухим воспоминаньем – ни о ком.
* * *
Ну, и чего же ты хочешь -
кроме того, что имеешь,
память моя… я тотчас
назову тебе каждую мелочь:
крохотный сад с лопухами,
большими, как небо и море,
или письмо со стихами -
смешное такое… прямое!
Вот ещё помню – башню
где-то в Литве вечерней,
или явленье Вишну:
индийские увлеченья…
счастье на длинных нитках -
воздушных шаров свобода,
облака на старых открытках
моего небосвода.
* * *
Как всё вокруг звенит, кроме того,
что не звенит, поскольку и не может!
Но я о том, что может: стайка мошек,
монетка по булыжной мостовой
и вот ещё… поэзия – стрела
или, не знаю, льдинка, колокольчик -
позванивает как когда захочет
про разные прекрасные дела!
Поди пойми, о чём она сейчас -
о том или совсем уже об этом?
Ни долгом, ни законом, ни обетом
не взять её: не хочет отвечать.
А глупостям её одна цена
в базарный день – вы знаете какая!
Всё б только ей звенеть, не умолкая,
всё б рассыпаться, путать имена,
обмолвившись, других принять за вас,
надеяться, что вывезет кривая,
задуматься – кого и как назвать…
позванивая, но не называя.
МОЛЕБЕН
…ещё помолимся за тех, кому не надо
ни наших слов, ни понимающего взгляда,
ни прочих глупостей, которым грош цена, -
пусть будет участь их поюнна и вабна.
И пусть никто и никогда их не поймёт,
пожмёт плечами и проходит стороною -
так, как случается с грозою и с войною,
и пусть подольше не настанет их черёд.
Ещё помолимся, чтоб их не поминать -
тем паче если на ходу, тем паче всуе:
пусть, никого на свете не интересуя,
они свершают свой хрустальный променад -
свою прогулку по-над схваткой, по-над тайной…
И Бог, помахивая палочкой хрустальной,
пусть дирижирует их поступью, пока
под их ногами проплывают облака
и в этом мире нету им другой опоры.
За них помолимся, за этих мотыльков,
за долголетие их лёгких облаков
и за бесстрашье неопасной их рапиры.
… ещё помолимся за тех,
кого не жалует успех,
к кому не прилетает слава,
кто говорит: «Нас Бог забыл -
