На моих глазах его радость улетучилась, как птица перед грозой.
– Это не урок, который можно выучить. Ты и она отличаетесь, как звезды от ламп в твоем доме.
– И звезды, и лампы освещают ночь.
Он быстро погладил меня по голове:
– Никогда не забывай, кто ты.
– Я не твоя, – ответила я на родном языке.
– Молчание – твой друг, – ответил он на том же языке.
Я смотрела ему вслед. Федеро побрел к дому, чтобы побеседовать с госпожой Тирей. Вскоре вернулась госпожа Леони, и мы продолжили занятие.
Иногда уроки бывали весьма необычными. Читая книги госпожи Данаи, я наткнулась на одну сказку, которую рассказывали по-разному. Истории о богах, которые повторялись в разных формах и переходили из книги в книгу, сами по себе служили для меня откровениями; они казались мне священными знаниями, изложенными достоверно и умело.
Первой я прочла, если можно так выразиться, мужскую историю о богинях, которые посвятили себя заботе о женщинах. Гораздо позже та же самая история стала привлекать меня совсем по-другому, но вначале меня поразила изложенная в ней картина мира.
Сказка отца
Давным-давно весь мир был садом, в котором произрастали все племена и твари. За ними ухаживали и присматривали титанобоги. Отец Солнце, первый среди них, каждый день гулял по саду и огороду и проверял, здоровы ли побеги и молодые ростки. По ночам приходила Матушка Луна; она подрезала побеги и собирала урожай.
Их третьей дочери, которую звали Страстью, позволено было играть среди деревьев, на которых росли рыбы, и лиан, на которых росли птицы. Однако ей запрещали и близко подходить ко всем созданиям, покрытым мехом или волосами.
– Твоя природа пробудит их раньше времени, – говорила Матушка Луна, когда они пировали в голубом Небесном чертоге. – Играй с холоднокровными и бездумными крылатыми, которые не ощутят твоей силы.
– Так несправедливо, – жаловалась Страсть, как всегда жалуются дети.
– Ничего справедливого на свете нет! – грохотал Отец Солнце. – Мы радуемся, если нам удается просто установить порядок в этом мире, не говоря уже о справедливости. Твой брат Время тоже жалуется, что ему не дают играть с деревьями, на которых растут рыбы. Он бродит вдоль шпалер, на которых растут одушевленные, и тоже хнычет и требует справедливости.
Страсти хотелось заниматься именно одушевленными – двурукими, двуногими, обладателями замечательных густых запретных волос. Хотя их глаза еще не открылись и души еще не расцвели, Страсть представляла, как будет обнимать их одного за другим, прижиматься губами к их губам, ласкать их тела. Ей хотелось тоже повиснуть на шпалере и во весь голос прокричать о своем вожделении двоюродным сестрам – звездам.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – шептал ее брат Время. – Погоди, я тебе помогу.
– Все «погоди» да «погоди», – шептала в ответ Страсть. – А я хочу сейчас!
– Моя сила в течении, а не в осуществлении, – отвечал Время с улыбкой, сулящей что-то неведомое. – Поверь мне, все у тебя будет.
Страсть никак не могла не думать о мужчинах с кожей всех цветов, а также о великанах, эльфах и их ближайших родичах. И вот как-то раз она поднялась к Времени на его наблюдательную башню в такой час, когда Отец Солнце и Матушка Луна уединились, чтобы ублажить друг друга под одеялом из облаков.
– Ты обещал мне помочь!
Время ответил улыбкой, в которой читалось еще больше обещания.
– Исполни мою мечту – ляг со мной, а взамен я подарю тебе много часов, когда ты сможешь украдкой возлежать в саду со своими одушевленными.
