Задержись Пушкин с написанием всего на 7 лет, и он узнал бы правду о воспетом им древесном монстре. Но тогда бы, возможно, и не родился замечательный шедевр, который до сих пор волнует наше воображение.
Стихи об анчаре, кстати, за 39 лет до Пушкина сочинил еще один поэт, дед великого Чарльза Дарвина – Эразм Дарвин. Будучи довольно известным натуралистом, он тем не менее тоже поверил в легенды об этом дереве и изобразил его чудовищный лик в поэме «Ботанический сад». На русский язык, кажется, она не переведена и до сих пор. Пушкин мог читать ее во французском переводе, поскольку прекрасно знал язык этой страны. Но это всего лишь предположение.
Теперь уже ни для кого не секрет, что анчар в природе действительно существует. И даже не один, а несколько видов. Они из того же семейства тутовых, что фикус, хлебное дерево и шелковица. Родовое название – анчар (Antiaris) им дал упомянутый выше Лешено. Худой славой, судя по всему, народная молва наделила анчар ядовитый (Аntiaris toxicaria) – стройное вечнозеленое дерево с гладким, без ветвей, стволом и красивым полушарием маленькой кроны. Оно пользуется наибольшей известностью. Листья его простые, яйцевидно-удлиненной формы. Цветки – мелкие, невзрачные, зеленовато-желтые, собраны в плотные округлые головки. Развивающиеся из них красные мясистые плоды похожи на наши маленькие груши. Их охотно едят птицы. А семенами даже лечат некоторые болезни.
Дерево распространено от Африки до Южного Китая и островов Фиджи в Тихом океане. Высота деревьев примерно такая же, как и у наших сосен, – до 40 метров. Так в справочниках. А вот профессору В. И. Полянскому в южно-китайских тропиках встречались экземпляры и посолиднее – 50-метровой высоты с мощными дисковидными корнями-подпорками, из которых местное население делало колеса, весьма прочные. Окружность такого гиганта у основания составляла около 8 метров, а в поперечнике доходила почти до трех. И таких великанов росло здесь несколько.
Прочие сведения об анчаре созданы человеческой фантазией. Растет он вовсе не в знойной пустыне, а в достаточно комфортных климатических условиях. Главным образом во влажных тропических лесах. Майн Рид утверждает, что в разных местах (на Яве, Целебесе, Бали и Борнео) его называют по-разному: таюм, гиппо, уно, анчар, упас. И все они в переводе означают одно – «дерево яда».
Доля правды в древних описаниях и в народной молве есть. Растение, несомненно, ядовито, но не столь губительно для живого, как в бессмертных строках Пушкина. Млечный сок (латекс) не «каплет сквозь его кору», а может быть выделен (до 250 г в сутки) только через ее надрезы. На воздухе он застывает камедистой массой. Чем старее дерево и чем ниже сделан надрез, тем сок разрушительнее. На царапинах кожи он вызывает нарывы, опухоли, от которых у чувствительных людей может повышаться температура. Но гораздо больше опасен при непосредственном поступлении в кровь, так как токсичен для сердца.
Ядом в нем, как теперь доподлинно установлено, является гликозид антиарин, похожий на стрихнин. Когда кролику ввели в кровь 0,3 мг этого отравляющего вещества, через 12 минут у него случился сердечный паралич. Аналогичное действие он оказывает и на человека.
Малайцы действительно смазывают соком анчара наконечники боевых стрел для своих духовых ружей (применяли его с данной целью даже в начале XX века), но для большей эффективности добавляют к нему и другие яды. Такое оружие, сдобренное соком упаса, туземцы, кстати, используют и на охоте. Отравленный участок убитого таким способом животного они просто вырезают.
