Еще невозможнее ответить на вопрос, зачем они – люди. Известно, что самое важное, первоочередное, самое главное для них – прожить дневное время, то есть пока светит солнце. И если пока светит солнце их не убьют такие же люди, как они сами, если их не затопит водами, пролитыми с неба, не разметает ураганами – разными ветрами страшной силы, то они только и заняты тем, что огораживают больший или меньший кусок земли, и с удивлением прислушиваясь к чуть слышному стуку в левой части своей груди, отсчитывают (в уме, а потом – с помощью календарей и часов) время, находят женщину (что такое женщина, объяснить еще труднее, этого не может понять никто) и отнимают у бездны-времени детей, эти дети останутся вместо них, когда они сами уйдут, провалятся в эту саму бездонную, зияющую бездну-время. Для чего и почему они все это делают, люди не знают, а в большинстве своем и знать не хотят.
XXXVII. Положение Рясны относительно сторон света
Ряснянцы – жители самой Рясны, за исключением тех, кто, прожив в Рясне некоторое время, покидал ее и больше не возвращался, или жил иногда и долго, а то и всю жизнь, но собирался, как только представится возможность, уехать – делились на новопришлых, тех, кто откуда-то прибыл и осел навсегда, и старопришлых – тех, кто родился в Рясне от когда-то прибывших, приехавших или пришедших пешком.
Болотное происхождение названия Рясны задевало старопришлых. А новопришлые воспринимали это толкование безразлично, словно не принимая на свой счет, они-то и польщались на кажущуюся понятность и ясность объяснения названия от слова «ряска».
Рясна помещалась в центре ряснянской округи, километрах в трех-четырех от хуторов (от поселка Вуевский Хутор)*.
* Неточность расстояния объясняется тем, что измерение расстояний между селами и городами ведется от разных точек. Проще всего было бы измерять от центра одного города до центра другого и до центра села, деревни и хуторского поселка. Но людей, живших в городах (а тем более в селах, деревнях и на хуторах), мало интересовали расстояния, отделявшие их от соседских городов, сел, деревень и хуторов. Эти расстояния больше всего доставляли хлопот тем, кто, обычно не по своей воле, а по какому-нибудь принуждению, трясся в кибитке почтовым трактом или скользил по этому тракту на полозьях, без изнуряющей однообразием тряски, но то и дело поплотнее укутываясь в шубы и тулупы, что тоже не всласть.
Вот они-то и помнили каждую версту, они-то и следили за их чередованием, за мельканием полосатых столбов, специально для этого расставленных по дорогам, они-то и завели обычай считать эти версты от почтовых станций, где приезжающие и проезжающие усаживались в кибитку на колесах или в возок на полозьях, а не от геометрически определенного центра, установленного знающими людьми с помощью циркуля и линейки, любимых приспособлений древнего грека Евклида.
А расстояния, которые измерялись не по почтовым трактам, а по проселочным дорогам, определялись еще вольнее: то от порога до порога, то от околицы до кабака или до базарной площади.
Расстояния внутри ряснянской округи доходили до десяти – пятнадцати километров, а за пределами округи расстояния заменялись на направления, а дальше – на представления.
Рясна помещалась посредине дороги. Дорога в одну сторону шла на запад – следом за заходящим солнцем (когда солнце начинало клониться с высоты небосвода), а в другую сторону дорога тянулась на восток, ориентируясь на восходящее солнце, отскакивающее как мяч от горизонта летом и медленно, сонно пробирающееся через плотные серые ватные облака зимой, окрашивая их в сердито красные тона и обещая тем самым морозный день.
