Свыше полутора часов длится томительное ожидание, пока, наконец, Ламарк, разглядывающий сумрачное небо в стереотрубу, неожиданно не восклицает:
– Вот! Там месьез! Летить! Ви видать вон тот фонайр?!
Красная с лиловой звездочки неспешно выплывают из-за облаков и тихо подмигивают из лиловой полутьмы серого, седеющего неба. На горизонте – одна Мун. Она отбрасывает на равнину длинную серебристую плешь.
Все сразу оживились, заговорили, задвигались. В наш разговор вплетается посторонний звук, легкий неуловимый рокот. Он ненавязчиво переходит в равномерный гул, а затем в нестерпимый грохот. Мерцающие огни резко снижаются. Еще секунда – и их отблески начинают сливаться с феерией огней посадочной полосы, вносят свою гамму в искрящиеся алмазами изломы ледовых глыб, и вот уже рычащая громада челнока несется на нас, а корма его окутана жарким пламенем, которое быстро опадает. Следует энергичный резкий хлопок – это заработали тормозные дюзы. Одновременно раскрываются два громадных полосатых парашюта. Несколько секунд они торчат исполински раздутые, как нелепые, привязанные к земле зонтики, затем быстро опадают. Суровый свистящий ветер мнет и скручивает их, как щенок, терзающий старую половую тряпку, и относит в сторону. На своих здоровенных лыжах челнок скользит по полосе легко и свободно, чем-то похожий на фигуристку, катающуюся по льду, раскинув руки и отведя ножку. Сделав изящный пируэт, он застывает на месте.
Все выскакивают из бункера, взгромождаются на аэросани и бульдозер и мчатся к самолету. От него явственно пышет жаром. Мы свистим, кричим, машем чем попало. Вскоре открывается нижний люк и съезжает трап. Спустя несколько секунд на нем показываются две оранжевые конечности, вот и сам кричащей раскраски скафандр, а в нем веселая, улыбающаяся физиономия капитана Шарта. Следом спускается его неразлучный спутник – Суананг. Он даже сейчас не изменяет своим привычкам: половину его лица закрывают большие зеркальные очки, в зубах – большая черная сигара. Она не зажжена, но все равно мне непонятно, зачем нужно было брать ее под гермошлем. Третьим спускается и сразу попадает в мои объятия невысокого роста сухощавый мужичок со смешными кустистыми бровями ,мой старый друг Джанкарло Сантимо, прозванный на корабле Папой Карло. Некоторые зовут его Сантиметром, – и он не обижается. Он – механик, один из тех механиков милостью божьей, которые могут подковать блоху и при необходимости исправить гиперпространственный двигатель, но вместо этого они большую часть своего свободного, да и рабочего времени вдохновенно и беззаветно тратят на изобретение «перпетуум мобиле». По пути на Джей я сдружился с Папой Карло. По его просьбе я рассчитал два десятка всевозможных проектов, а точнее – смешал их с землей. Однако Папа остался в твердой уверенности, что вечный двигатель принципиально возможен. Таких людей проще убить, чем переубедить. Восторги сменяются громким хохотом, сопровождаемым густыми клубами пара из разгоряченных глоток. Сыпятся привычные вопросы: ну, как вы тут? Как добрались? Что поделываете?
Тем временем появляется и Кит Карсон. Все отодвигаются назад. Стасик подгоняет бульдозер с краном, я – платформу, с которой уже снят каток, Кит забирается назад, в кабину, а мы с Каином влезаем на корпус челнока, раскрываем задвижки и даем отмашку. Крышки кожуха медленно ползут в стороны. В багажном отделении ровными рядами уложены и раскреплены растяжками десять небольших (4242*2461*2966) контейнеров, изукрашенных стрелками, рюмочками и надписями «Фор Интерсайенс», «Открывать здесь», «Хрупкое» и тому подобное. Пока остальные точат лясы, мы цепляем толстые тросы с пудовыми крючьями к ушкам контейнеров.
