А теперь трудно стало.
– Эти молоденькие деревенские девочки стали так дорого брать! – жалуется Маргарита Петровна. – И всему их нужно учить, ничего не умеют.
Поэтому в последнее время Маргарита Петровна пользуется исключительно услугами тети Нюры, которая вполне осознает важность своей персоны и знает всех родственников и знакомых наперечет. Правда, их фамилии она произносит на свой лад:
– Кацумане вам звонили, – сообщает она, если бабушка отлучилась куда-то.
– Кацевман, – поправляет Маргарита Петровна. – Это Яша Кацевман.
– Вот я и говорю, – невозмутимо соглашается тетя Нюра: – Кацумане.
Сейчас тетя Нюра идет за бабушкой в кухню.
– Майя Михайловна опять ничего не оставила, – запахивая полы длинного халата, говорит Маргарита Петровна. – Масла нет, сметаны нет… – И она перечисляет тете Нюре, что нужно купить.
Сначала тетя Нюра пьет чай с бутербродами, а Маргарита Петровна рассказывает последние семейные новости, одновременно замешивая тесто в миске.
– Ну как можно что-нибудь делать такими руками? – показывая изуродованные подагрическим артритом пальцы, возмущается она. Пальцы у нее скрюченные, узловатые и часто распухают. – Да, когда-то я вот этими руками даже зубы дергала, когда работала зубным врачом после войны. Но теперь пальцы совсем не слушаются! А Майя Михайловна ничего не хочет делать! У нее только подруги на уме, развлечения, а в воскресенье – целый день с книжкой на диване. Я понимаю, что у нее последние дни молодости, но нельзя же так!
На это тетя Нюра только сочувственно поддакивает, снимет с хлеба кусочек ветчины и отправляет его в рот отдельно.
Потом она идет в магазин, приговаривая: «Ну, побежала бабка!» А Маргарита Петровна ставит в духовку пирог с мясом, который все будут есть вечером, и кекс – она печет его каждую неделю.
Тетя Нюра не только приносит продукты, но и немного убирает в квартире: моет грязный туалет, ванную с давно не чищенными кранами, пол в коридоре и кухне, потому что бабушке, с ее больными ногами, трудно. Тетя Нюра работает, а Маргарита Петровна рассказывает. Все это тетя Нюра знает наизусть, но слушает еще раз не перебивая.
– Майя Михайловна была, конечно, очень хорошенькая, когда они познакомились: длинные локоны, ярко-голубые глаза, ямочки на щеках… – почти мечтательно говорит бабушка. – Но это же ничего не значит! Мне уже тогда надо было обратить внимание на то, что она не умела ничего делать.
– Это Николай Семеныч должон был выбирать, – резонно замечает тетя Нюра, проводя мокрой тряпкой по плинтусу.
– Что он понимал тогда? Они же молодые были!.. Половик не забудьте вытряхнуть, – напоминает между делом Маргарита Петровна. – Нёмочке – она называет Николая Семеновича настоящим именем, которое ему дали при рождении и которое раньше стояло у него в паспорте, – было всего двадцать два, когда они познакомились, а Маргарите Михайловне и двадцати не исполнилось! Только я и цементирую семью! Если бы не я, не знаю, что и было бы!
– У нас в деревне не так. У нас прежде всего хозяйка должна быть – чтобы готовить умела, стирать, в доме порядок чтобы был. А это – что же это такое? – тетя Нюра критически обводит взглядом стены и закопченный потолок.
Вечером Николай Семенович забирает Костю из детского сада. Дома, поужинав, отец садится смотреть телевизор. А Костя идет в другую комнату к своим пластмассовым кубикам, из которых он строит фантастические города. Он конечно же соскучился по ним – в детском саду всегда нужно делать только как все: если все рисуют ромашку, то и ты должен ее рисовать; если все играют в мяч, то и ты должен. А может быть, тебе совсем и не хочется… Костя усаживается на коврике и высыпает кубики из коробки.
