За накрытым столом сидело семеро мужчин боевого вида. Двоих я знал: Сигвада и еще одного, но не помнил, как его зовут. Остальных видел впервые. Семеро мужчин и одна женщина. Когда конунг вошел, мужчины встали. Женщина осталась сидеть.
Шумной толпой ввалились мои, возглавляемые Харрой.
Начался процесс представления.
Я начал с Хавгрима Палицы. Объявил его как хольда с правом на две доли.
Хрёрек смотрел на него так долго, что даже я пару раз сморгнул. Хавгрим даже веком не дрогнул.
– Берсерк, – наконец проворчал Хрёрек. – Ульф за тебя поручился.
– Если надо – я тоже за него поручусь, – гулко, как из бочки, бухнул Палица.
Хрёрек не понял. Насчет моего Волка он был не в курсе.
– Добро.
Что такого компрометирующего пытался высмотреть в глазах Хавгрима конунг, я понятия не имел. Но, видать, не высмотрел.
– Мой сын, – представил я Вихорька. – Ты, конунг, уже с ним знаком, но вряд ли вспомнишь.
Хрёрек прищурился… и выдал:
– Пастушок?
– Точно в око! – засмеялся Медвежонок.
– Воин! – одобрил Хрёрек. И спросил по-словенски: – Отроком ко мне пойдешь?
Вихорёк вопросительно поглядел на меня.
– Отрок – это наш дрёнг? – уточнил я.
– Вроде того.
– У меня он – хускарл.
Тут я серьёзно преувеличил, но почему бы не отжать для сына лучшие условия?
– Проверим, – серьезно ответил Хрёрек. – А эти молодые? – Он показал на Хавура и Тови.
– Дренги мои.
– Проверим.
– Меня тоже проверишь, конунг? – поинтересовался Гуннар Гагара.
– Как-то ты отощал, норег, – ухмыльнулся Хрёрек. – Кормит тебя плохо Ульф-хёвдинг?
– Если ты о мясе, то да, не очень кормит, – в свою очередь ухмыльнулся мой норег. – Всё больше злато да серебро.
– Был у меня родич, – сказал Хрёрек, – тоже из Инглингов, и тоже норег, как ты. Хальфдан-конунг. Его так и звали: Щедрый На Золото И Скупой На Еду. Раньше ничего такого я за тобой не замечал, Ульф Хвити.
– Это не я, – тут же ускользнул я от ответственности. – Провиантом ведает мой брат.
– Этот норег просто слишком много жрет! – заявил Свартхёвди. – Зря, что ли, его Гагарой зовут!
– Стюрмир!
– Конунг!
Они обнялись.
Не удивительно. Когда я пришел к Хрёреку, тот именно Стюрмиру поручил проверить, чего я стою. И Стюрмир уже тогда был хускарлом. Не в один вик они с Хрёреком ходили вместе.
– А это, – сказал я, – мой хускарл и скальд Тьёдар Певец. Хороший воин, но сразу предупреждаю: если он еще раз исполнит при мне драпу о Волке и Медведе, я могу его убить!
– Пой, Тьёдар, не бойся! – тут же заявил Медвежонок. – Я подержу брата, пока ты споешь, и еще немного, чтобы ты успел отбежать подальше. Бегает мой брат скверно, так что вряд ли догонит. Этой драпой, – пояснил конунгу побратим, – певец когда-то купил жизнь. Свою. У меня.
– Тогда я непременно желаю ее выслушать! – заявил Хрёрек. – Это должно быть что-то особенное, ведь, насколько я помню, раньше ты стихами не интересовался.
– Так раньше про меня никто стихов и не сочинял! – парировал Медвежонок.
Остались еще Скиди и отец Бернар, но последний со мной на службу конунгу не записывался. Он – сам по себе, на нашем внутреннем довольствии, а двух «цветных» братьев я оставил на кораблях. Заодно и за трэлями присмотреть, в чем им должны были помочь Быська и Квашак.
Пленного лопоухого воришку приволокли с собой. Предъявили Хрёреку. Тот в очередной раз подтвердил свои знания полиглота: заговорил с лопоухим на его языке, выслушал сбивчивый рассказ, рявкнул строго и указал на меня. Лопоухий сник, а конунг сообщил уже по-словенски:
