В августе Хабаровск показался прекрасным местом. Необычный для города холмистый ландшафт сопровождал экипаж на протяжении всего пути. Набережная реки была полна молодежи. Гуляли по городу вместе, всем экипажем, ужинали в уютном кафе с пивом. К вечеру потянулись к гостинице, сказывалось напряжение последних перелетов. Всех тянуло домой, в родной полк к семьям, строили планы вернуться за одну неделю. Борттехника в гостинице не было. Андрей не очень расстроился, куда может деться взрослый мужик, наверное, встретил своего старого товарища. Легли спать в одной комнате на экипаж, в гостинице для перелетных экипажей. Андрею не спалось, прошло два, три часа ночи, борттехника не было. В голову лезли дурные мысли, что делать, где искать. Чувство ответственности за экипаж, за полк будоражили сознание. Николай Семенович открыл дверь комнаты, когда до подъема на вылет оставалось два часа. Он был абсолютно пьян. Андрея подмывало вскочить, наорать на своего подчиненного, но он понимал, что это бесполезно. Нужно было думать, как отложить вылет. Между тем Семенович с большим трудом снял рубашку и начал вытаскивать из брюк майку. Это движение у него никак не получалось. Первым захихикал радист, поняв, в чем дело. Андрей, сжав зубы от злости, старался не смотреть на борттехника. Когда начался дружный хохот всего экипажа, он невольно обернулся. Долгие старания Семеновича увенчались успехом, и его майка, выпущенная из штанов, упала ниже колен и превратилась в женскую ночную рубашку. Смех перешел в дикое ржание, у Андрея от смеха потекли слезы, бессонная ночь и злость куда-то растворились. Борттехник ревел, как медведь, пытаясь освободиться от женской рубашки, плотно севшей на его грузное тело. Снять через голову он даже не пытался. Плотная ткань сорочки, наконец, поддалась, лопнула прямо на груди. Ткань затрещала, разрываемая на мелкие длинные лоскуты, пока не разорвала рубашку на две половины. Все это сопровождалось пьяной руганью борттехника и нарастающим до визга хохотом экипажа. Андрей с трудом, пересиливая смех, как можно строже выдавил из себя:
– Прекратить, всем спать, через два часа подъем на вылет.
Смех замер несколько минут, а потом взорвался неожиданно с новой силой. Утром вести борттехника на медосмотр было бессмысленно, Старов надеялся перенести вылет на вечер, поэтому дал экипажу поспать еще пару часов. Однако все складывалось, как всегда, непредсказуемо. Диспетчер сообщил, что топливозаправщик уже два часа ждет экипаж под самолетом, разрешение на вылет получено, вылет находится под контролем Москвы. «С завода тоже звонили, так что оформляйтесь быстрее». Старов не знал, что он первый из пяти поставленных на план экипажей прорвался на Дальний восток. Завод стремился быстрее загрузить изделие, отчитаться за квартал и получить премию. Руководство завода заставило всех шевелиться и требовало самолеты. Положение экипажа Старова было критическим. Объявить задержку вылета по неисправности он не мог. Пришлют инженеров местного полка, которые начнут с вопросов к борттехнику и все поймут. Придется давать задержку вылета по болезни борттехника, но это неминуемо приведет к отстранению от полетов всего экипажа, расследованию с неизвестными последствиями. Большой вины, как командира, Андрей за собой не чувствовал, решил так и поступить. К командиру подошли все члены экипажа с просьбой сделать что-нибудь, но не сдавать деда, так они называли борттехника. Андрей мучительно искал выход, Николая Семеновича было жалко. Выгонят из партии, а, возможно, из армии по статье о пьянстве. Позору в городке не оберешься. Семенович тем временем от завтрака отказался, пешком пошел на аэродром со словами:
