Земное о земном - страница 16

Нелли. Пошли вон! Гады! Ублюдки… Твари!

Первый парень. Ну и работка! Такого наслушаешься, мама родная. Чао, бамбино! И чтобы без этих… Сама понимаешь. (Кивает второму.) Пошли отсюда. Придёт. Никуда не денется.

Через минуту взревели моторы, вздыбились на задние колёса, унеслись, оставляя запах гари и ещё чего-то, неуловимо разрушившего пьянящую чистоту воздуха, тишину загородного здорового утра, безмятежное щебетание птиц.

Нелли скорчилась в беззвучных рыданиях, царапая ногтями доски сарая, прижимаясь щекой к сухому теплу дерева.

Нелли (неразборчиво). У-у-у… А-а-а… На что я уродилась… Боженька… О-о-о… Не могу больше. Не могу.

На крыльцо вышел Даня, подбежал к Нелли, обнял, прижал к себе.

Даня. Ну-ну, успокойся. Они уехали? Я слышал мотоциклы… Пойдём отсюда.

Нелли. Подонки! Я бы таких из автомата! Скоты! Мразь!

Даня. Тихо, тихо. Успокойся. Всё… Хватит. Услышат же. Я тебя в обиду не дам. (Достает носовой платок.) Вытри слезы. Вот так. Вот и хорошо. Успокойся. Всё будет хорошо. Ты мне веришь?

Нелли. Не знаю, не знаю…

Даня (мягко, с силой). Пошли. Не надо, чтоб тебя видели… такую.

Уводит Нелли в сарайчик.

На сцене появляются Борис и Людмила. Он – субтильный, выше среднего роста, с бородкой. Она – с приятными чертами, округлыми формами. Оба одеты просто.

Людмила (оглядываясь). Вроде эта. Да. Сорок девять. Я же говорила. Издали видно! Как же… Перхуров – и неприметная дача. Не шик. Но и не из последних. Главное – место отличное. На возвышенности. Издали видно. Строится. Может, сам понимаешь, зря мы. У него туго с финансами?

Борис. Да ну? У меня с детства впечатление – от их из воздуха. Так говорили, во всяком случае.

Людмила. Да мало чего говорят. На чужой кусок не разевай роток. Деньги всякому тяжело достаются. Скажешь… ну… сборник ленинградских поэтов. И твои, мол, войдут.

Борис. Мои, допустим, могут и не войти. Это бабушка надвое…

Людмила. Может, в конце-то концов, без протеже можно? Говорила тебе – ходить надо, мозолить глаза, чтобы тебя в лицо! Привыкли к тебе! Ой, сил моих больше нет.

Борис. Не могу я, не могу! Ты знаешь! И… хватит!

Людмила. Хорошо. Успокойся, не можешь. Другие могут.

Борис (взорвался). Кого ты из меня хочешь сделать? Лизоблюда? Натура моя не та! Не та! Понимаешь? Из другой породы! Зачем душу травить? Да меня всего наизнанку выворачивает при мысли! Сколько можно говорить?

Людмила. Ну и сиди в нищете. Ходи в рваных штанах. Другие в сто раз хуже, и ничего. Печатают. Сиди, жди. Может, в ножки покланяются, а? Дорогой Боренька, мы вас умоляем, будьте так любезны, Мы бы вам были очень признательны, если бы вы соблаговолили предоставить несколько ваших замечательных произведений в нашем журнале. Ты этого ждёшь? Как же! Жди, жди. Не пройдёт и полгода…

Борис. Ну зачем ты меня по сердцу скребком ржавым? Прошу, не лезь в мои дела. Я работаю не для славы, черт дери! Я верю в свой талант, свою звезду. Верю! И в этом смысл!

Людмила. Ну зачем, скажи, я сюда ехала? Ссориться? Мы же обсудили. А ты трусишь.

Борис. Вот ещё!

Людмила. А видеть мне его – нож острый. Сам знаешь.

Борис. Да… Сейчас не то время и не то место. Извини.

Людмила. Вот всегда так! Успокойся. Ты весь вибрируешь, и мне передаётся. Заражаешь своим волнением. Расслабься, не нервничай. Ну вот. (Пытается заглянуть в лицо.)