Когда все уехали и Лилит Ханум осталась одна, ей стало любопытно. Любопытство вообще было ее самым неубиваемым свойством. Обычно с возрастом желание узнать то, что еще неизвестно, и залезть туда, куда еще не лазила, у большинства живых существ притупляется, но научные и творческие работники являются исключением. Злые языки утверждают, что виной тому шило, мистическим образом проникшее в потайные телесные глубины, но я все же считаю, что дело тут в особом устройстве души, а не тела. Лилит Ханум призадумалась: а что там такого ценного и интересного в этих карнизах? Вдруг дядя Джафар припрятал в них золото, брильянты или еще какие полезные в хозяйстве вещи?
Она сбегала в сад и притащила оттуда стремянку, залезла на нее, предусмотрительно прихватив тряпку, чтобы заодно и стереть пыль. Сперва был обследован правый карниз, но, кроме пыли и паутины, на нем ничего не обнаружилось. Несколько разочаровавшись, Лилит Ханум перетащила стремянку ко второму окну, пошарила тряпкой и спугнула паука, который, беззвучно извергая страшные проклятия, убежал прочь. Ни золота, ни брильянтов она не обнаружила, только пыльный клочок бумаги сорвался с карниза на пол.
Подивившись находке, Лилит спустилась и развернула листок. На нем было что-то небрежно нацарапано арабскими буквами, но – увы! – познания Лилит в арабском ограничивались одним лишь распознаванием букв, поэтому прочесть записку она не могла. Первым ее желанием было выбросить листок, но потом ей снова стало любопытно: как и почему бумажка оказалась на карнизе? Не могла же она откуда-то туда упасть! Если бы листок был найден под кроватью или где-то еще на полу, такое можно было бы предположить, но как он мог упасть на карниз, прибитый к стене на высоте трех метров от пола? Значит, кто-то намеренно его туда положил, а потом позабыл в суматохе переезда. Стало быть, на листке написано что-то, может быть, не самое важное, но, несомненно, интересное! Эх, вот если бы Лилит Ханум хотя бы чуть-чуть знала арабский… Надо бы выучить и этот язык на досуге. Впрочем, не до того сейчас.
Лилит протерла листок тряпкой, чтобы с него не разлеталась пыль, и сунула его в одну из привезенных из Москвы книг. Дальнейшие события заставили ее на время позабыть о записке, но читатель, конечно же, догадывается, что автор неспроста счел сей эпизод достойным упоминания.
Глава тринадцатая
Американский жених
Несмотря на ремонт, Лилит Ханум старалась регулярно ходить в церковь. Она не была образцом христианской добродетели, но старалась по возможности соблюдать все обязательства, которые налагает на человека религия. Но в моем повествовании не место рассуждениям о том, как должны жить добрые христиане: это слишком серьезная тема, а я пишу только о смешном и нелепом. Так что придется умолчать и о добром приходском священнике, верой и правдой служившем своему непростому и высокому призванию, и о ясноглазой улыбчивой женщине, обучавшей в воскресной школе детей родному языку и руководившей церковным хором, и о набожных честных прихожанах, всегда готовых поддержать друг друга, и обо всех прочих праведниках, которых было много в ассирийской общине. Рассказ об этих людях прибережем для других книг, так что, приложив руку к сердцу в знак искренности, поблагодарим их за добрые дела и обратим взор к людям менее праведным, но более забавным.
Как обычно, после литургии прихожане усаживались за столы. Две вдовы в двух огромных кастрюлях готовили долму из виноградных листьев и гирду – кисломолочную рисовую кашу. Из огромного самовара наливали чай, согревавший и тела и души. Это было время дружеского общения, обмена новостями и, как мы уже заметили, порой и деловых переговоров.
