И вновь усмехнулась своей разбушевавшейся фантазии, продолжая изучение вверенных мне палат.
Массивный старинный сервант, наверняка сделанный ещё отцом Галины, если вообще не дедом, ютился в самом дальнем углу комнаты. Резные дверки. Гнутые ножки. Медные ручки. Витражное стекло. Всё это вкупе смотрелось гармонично и интересно, этакий величественный раритет прошлого века.
— Вот так, Наташа, и живёт земский доктор, — подвела я итог знакомства с жилплощадью.
И если сравнивать с уровнем жизни, что у меня был в Москве, и тем, какой здесь, то это небо и земля. Но вот что интересно. Там, имея всё самое современное и дорогое, я ощущала себя зажатой. Стены давили. Люди раздражали. И домой возвращаться абсолютно не хотелось. А в этом месте я ощутила эмоциональный релакс, обусловленный то ли сменой обстановки, то ли сельским колоритом. А может, и тем и другим.
Впервые за долгое время я довольно улыбнулась и принялась распаковывать свои вещи. Галя подоспела как раз к самому концу.
— Ну что? Обживаешься, хозяюшка? — поставила она на стол поднос, заваленный едой.
— Обживаюсь, Галь. Обживаюсь, — подтвердила факт, с гастрономическим удовольствием изучая принесённую снедь.
Здесь были и сладкие пирожки с какой-то ягодой, и тарелка жареной рыбы, и помидоры с огурцами, и зелень, и редиска, и хлеб, и домашняя сметана. От изобилия натуральных продуктов, а главное, их запахов в животе заурчало.
Галина понимающе улыбнулась.
— Хватит бегать, есть иди.
— Иду… Галь, спасибо тебе большое за помощь и за еду.
— Ой, божечки! Глупости какие. Ешь давай. Всё своё, натуральное. Утром рыбу только с рынка привезла, мать пожарила, а то с дороги-то проголодалась уже.
— Есть немного. — Но только уселась рядом с подругой, как вспомнила про подарки, что привезла, и, подскочив со стула как ужаленная, полезла в шкаф за пакетом.
— Галь, я не знала, что вам необходимо, поэтому купила вот это. — И принялась выкладывать на свободную часть стола гостинцы.
Первым делом достала игрушки и конфеты для девочек (они лежали сверху), а также пару нарядных платьев.
— Это же сколько ты деньжищ-то на эту красоту угробила?! — выдохнула подруга, со священным ужасом глядя на одежду. — Куда же мы их наденем?
— Например, в садик, — предположила я. — Или на улицу гулять.
— С ума сошла?! Гулять в этом?! Они же уделают такую красоту на раз-два! А в садик — если только на утренник. Это же прямо платья для принцесс.
— Вот и пускай почувствуют себя принцессами хотя бы в детстве, — усмехнулась я, продолжая копаться в пакете.
— Ой, и не говори… — тяжело вздохнула Галина, бережно прикасаясь к материалу одного из платьев. — Только в этом возрасте и можно помечтать о несбыточном. О принцах там всяких. Розовых пони или как там их? — Она буквально на мгновение задумалась, но тут же продолжила: — А-а-а, вспомнила, единорогах. Во взрослой жизни всё по-другому. По-взрослому… Вместо единорогов — козлы. Вместо пони — ты сама впрягаешься. В итоге на себе и «прекрасного принца» тянешь, и избу. В общем, как там говорится? Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. Вот она, наша жестокая реальность.
— Что-то тебя на философию потянуло, — тихо рассмеялась я, держа в руках коробочку дорогих духов.
— Да всё ты виновата со своими платьями, я вот молодость и вспомнила. Глупая была, тоже мечтала о принце на белом единороге, а в итоге получила козла редкой породы.
