Он неторопливо шагал, изредка старательно обходя большие прибрежные валуны, и размышлял про себя: – «Что же, на Ахерона я, кажется, уже вволю налюбовался. Что, вернее, кто там на очереди? Если привязываться к тексту великого Борхеса, то, естественно, Амфисбена. Эта такая гигантская двухголовая змея. Если её ножом (мечом, саблей, мачете?), безжалостно рассечь на две части, то они потом – обязательно – срастутся. Даже если их закопать в землю в разных местах, расположенных за много-много километров друг от друга. Следовательно, надо внимательно и постоянно смотреть под ноги, чтобы случайно не наступить на экзотическую гадину… Развалины старинного испанского поселения? Обычные развалины – остатки каменно-кирпичной кладки, высокие кучи разнообразного строительного мусора, обгоревшие стропила крыш… А пожар-то, похоже, не давний. Горело месяцев шесть-девять тому назад…».
Приятно запахло мирным дымком. Обогнув очередной обломок чёрного базальта, Алекс обнаружил и источник дыма – в восьмидесяти метрах от него, на берегу, горел небольшой, но очень яркий костёр, рядом с которым наблюдались две человеческие фигуры.
«Судя по одежде, это местные жители», – предположил Алекс. – «Подойти и слегка пообщаться? Или же вернуться назад, к корабельной шлюпке? Дилемма… Я же могу разговаривать на самых разных языках нашей прекрасной планеты! Грех не воспользоваться таким удобным обстоятельством…».
Непроизвольно погладив ладонью кованый эфес шпаги, он двинулся вперёд.
На толстом чёрном брёвне – по правую сторону от костра – сидел, невозмутимо покуривая короткую тёмно-коричневую трубку, пожилой индеец. Широкоплечий, носатый, морщинистый и краснолицый, с абсолютно седыми длинными волосами, туго перехваченными красным матерчатым ремешком. Одет же абориген был совершенно обыденно и непритязательно. Именно так – по представлениям Алекса – и должны были одеваться южно-американские туземцы: широкий длиннополый плащ, умело сшитый из светло-кремовых, искусно-выделанных шкур неизвестного животного, из-под которого высовывались грязные босые ступни ног.
На появление незнакомого бледнолицего человека старик никак не отреагировал – всё также сидел на чёрном толстом бревне и, с удовольствием выпуская изо рта клубы ароматного табачного дыма, непроницаемо вглядывался в тёмно-синие воды Магелланова пролива.
Слева от костра стояла, небрежно опираясь на кривую палку-посох, женщина неопределённого возраста – черноволосая, очень худая, облачённая в мешковатый тёмно-рыжий балахон до колен. Вернее, в две звериные шкуры – мехом наружу – наспех скреплённые между собой кусками толстых сухожилий. Она, в отличие от мужчины, насторожённо повернула голову в сторону, откуда пришёл Алекс. Только это было напрасно – глаза женщины были закрыты двумя чёрными кругами-дисками, вырезанными, скорее всего, из выдубленной лошадиной шкуры.
«Наверное, она слепая», – решил Алекс и засомневался: – «Я, конечно же, теоретически владею всеми языками земного Мира. Но, спрашивается, на каком из них надо говорить в данном конкретном случае?».
– Мир вашему дому! – произнёс он по-патагонски и, не дождавшись ответа, повторил эту же фразу – поочерёдно – на языках арауканов, техуэльче и чайхи[6]. После этого Алекс потерянно замолчал, пытаюсь угадать национальную принадлежность своих молчаливых собеседников.
Через минуту старик ожил и, плавно повернув голову, внимательно посмотрел пришельцу в глаза.
