Оттянул от края, прижал дрожащее худенькое тельце к груди и стал уговаривать, как уговаривал Пака, когда у того портилось настроение, поглаживая по голове, плечам и спине. Дивился тому, что ткань под ладонью настолько ветхая, что если бы, спасая, за подол ухватил или рукав, то точно не удержал, а косточки позвоночника и рёбра чувствует так, словно под кожей нет и грамма мяса.
– Ты что, глупая? Разве можно так? – попытался заглянуть девушке в глаза, слегка отодвинув от себя.
– Можно, – слово упало тяжело, как камень в воду. – Жить так нельзя, а умереть можно.
Даже холод по спине от настроя такого пробежал у парня. Ухватил её за локоть покрепче, увлёк от края подальше:
– Рассказывай!
История оказалась короткой, как хвост плотвички, и такой же простой, как маленькая рыбка. Сирота – матушка, рожая очередного ребёнка, умерла год назад. Живёт с отчимом в доме, перешедшем матери по наследству от родителей, и который должен стать её приданым.
– Других детей у матушки нет. Только я. Как сошлась с отчимом шесть лет назад, едва ли не каждый год рожала, но ни один ребёночек не выжил. Все в младенчестве померли. И сама тоже… – шмыгнула носом девушка.
Завтра заканчивается год траура, а сегодня утром отчим объявил, что решил он на сиротке жениться. А что? Хозяйство делить не надо, девка молодая, здоровая – уж эта-то родит ему наследника.
– Так и сказал, что завтра позовёт жреца всех богов и тот нас окрутит. Только я не хочу! Лучше в омут, чем с ним под венец. Каждым куском попрекает, каждую вещь до дыр носить велит. Сундуки полны добром разным, а он всё жмётся, всё выгадывает. Чуть что не по его – бьёт. Зачем ты меня остановил? Не очень-то просто с духом собраться, но и жить так не буду.
– И не надо! Живи по-другому! – Вей, рассмотревший серо-голубые глаза с длинными ресницами под красиво изогнутыми бровями и пухлые розовые губки на худеньком личике сердечком спасённой им девицы, вдруг радостно выдал смелый совет.
– Это как? – грустно улыбнулась несчастная, не видевшая причины, утешившей бы её горе.
– А за меня пойдёшь? – уж и вовсе расхрабрился парень. – Правда, я не богат, но не злой, не лодырь безрукий и готов стать для тебя добрым мужем. Если согласишься, то не будем ждать завтрашнего дня, сегодня же попросим жреца – пусть нас окрутит.
Девчонка смотрела на своего спасителя, приоткрыв рот. Готовая несколько минут назад проститься с жизнью, она никак не могла осознать такой резкий поворот судьбы. И вдруг с такой же отчаянностью, с какой хотела кинуться в реку, ответила:
– Пойду! – а потом вдруг захихикала. – Ты хоть бы имя своё назвал, жених. Меня Зуля зовут.
Три месяца прошло с того дня, и всё хорошо было, даже какое-никакое приданое удалось у отчима Зули выбить, но тут вдруг Пак решил, что он тоже имеет права на женщину, поселившуюся в доме.
– Брат, это моя жена! – пытался втолковать упрямцу Вен, уведя его подальше от хижины.
– Ты говорил, что в доме все наше, – хмурился Пак.
– Так и есть. Дом наш, лодка наша, козы наши, а жена моя! – сердился молодой супруг, желая оградить Зулю от настойчивого внимания брата.
– А где моя жена? – последовал неожиданный вопрос.
Вен прямо воздухом поперхнулся. Конечно, хорошо было бы женить недоумка, отдать в примаки хваткой вдовушке, но кто возьмёт? Да и если найдётся такая, хозяйство делить придётся, а оно и так небогато.
Погружённый в непростые мысли, шёл Вен на берег вслед за братом, собирать урожай, принесённый рекой. Ему не надо было следить за дорогой – каждый камень на дорожке, каждый уступ в скале, вдоль которой пролегала тропа, был изучен так, что пройдёт, не запнувшись, с закрытыми глазами. Но вопль Пака вырвал его из размышлений:
