Тогда Ветров, увидел во мне потенциал и вмешался, предложил нечто большее, чем простую гражданскую жизнь. Я ее и получил, эту новую жизнь, которая, как ни странно, подошла мне или я ей, хотя тогда, когда давал согласие, еще не осознавал этого. Мое истинное «я» было скрыто, и я овладел искусством жить в тайне, в одиночестве. Хотя не чурался женщин. Я научился быть другим, научился перевоплощаться, сливаясь с окружающим миром. И в этом мире, моем мире, другим не было места возле меня.
В «Галери Лафайет» всегда многолюдно. Я потолкался в толпе, поднялся на шестой этаж и зашел в Lafayet Café, откуда открывался восхитительный вид на Париж, взял венскую выпечку, кофе, и, наслаждаясь, посматривал по сторонам. После кофе, там же, на этаже, я зашел в туалет, остановился у зеркала, ополоснул руки, наблюдая, за теми, кто заходит в кабинки. Нужная кабинка освободилась и я, зайдя, запер дверку, и, нащупав под трубой унитаза маленький целлофановый пакетик, отлепил его. Выдержал паузу, спустил в унитаз воду, и лишь затем вышел, направившись к умывальнику, повторив процедуру мытья рук, проверяя, кто войдет следом за мной. Никто не вошел. Я еще побродил по переходам, заглядывая в магазинчики, и лишь убедившись, что в мое поле зрения никто подозрительный не попал, вышел на улицу. Вернулся на ту же квартиру, чтобы прочитать информацию и вернуть себе прежний вид. На небольшом листке бумаги было зашифрованное сообщение. «Необходимо отправиться в Швейцарию. В Женеву. По прибытии дайте телеграмму. Необходимо забрать информацию», а также было указано время и место встречи, если для меня будет в этом необходимость. Решения я принимал сам, но вот в роли курьера еще не выступал, видимо там есть проблемы.
Коротко и ничего не ясно. Куда дать телеграмму, от кого и кому я знал. Значит то, что мне предстояло добыть, находится под колпаком, было для меня ясно. В зависимости от ситуации мне и скажут, что и зачем.
Когда я вернулся к машине, то вечер уже вступал в свои права, и улица была более оживленной, чем днем. Стоял погожий вечер и парижане спешили по делам, просачиваясь сквозь толпы туристов, которые останавливались поглазеть на витрины. На открытых верандах, за столиками кафе, посетители нежились в лучах заходящего солнца, любуясь городом. Они смеялись, разговаривали, помешивали кофе, пили сок. Париж заражал своим праздничным настроением каждого, а праздник в Париже каждый день, для того, кто его хочет.
Такая атмосфера не располагала к домашнему затворничеству, и я сев в машину, направился в бар к Анри.
3
День подходил к концу, уже начало смеркаться. Шум уличного движения не стихал, даже в это время суток. Теплый воздух был пронизан пылью и запахом выхлопных газов, который отскакивал от домов и асфальта, тащась вслед за автомобилями. Из открытых дверей ресторанчиков и кафе доносилась музыка, и я чувствовал приятный запах кофе и выпечки. Ехал, медленно опустив стекло и наслаждался этим шумом и запахом Парижа, который я не просто чувствовал, я его ощущал. Настроение было лирическим и требовало эмоционального адреналина.
Место для парковки нашлось возле бара, и вскоре я вошел в помещение. Мне нравилось здесь: уютная обстановка, слабый полумрак, так чтобы можно было видеть лицо собеседника, не напрягая зрения. Бежевые стены были разбиты на квадраты, в которых часть занимали зеркала, а часть была завешана гобеленами и картинами импрессионистов. С потолка свисали медные люстры. Я познакомился с Анри, когда он делал ремонт бара, и подбирал картины в магазине Николя, чтобы повесить их в зале. Осмотрев помещение, и кивнув нескольким знакомым, прошел к барной стойке, за которой стоял Анри.
