– Спасибо, постараюсь, – ответил я, и вышел с автомобиля.
На улице стояла обычная погода, да и какая погода должна быть под куполом? Дождь и тот искусственный. Его специально рассеивали сверху купола, чтобы смыть с домов и улиц пыль.
Из всех репродукторов неслись предупреждения о дожде. Я накинул на голову капюшон куртки, вдруг линет дождь, то я буду готов, и пошел к городскому крематорию. Там должна будет пройти церемония похорон, после чего туры сожгут, а прах отдадут родственникам. Родственники смогут прах выставить потом в хранилище прахов на городском кладбище. Для экономии места давно отказались от отдельных захоронений. Сейчас просто ставят на полочки урны с прахом, на которой висит табличка с именем усопшего.
Меня уже ждали. Я сразу, же не раздумывая, начал речь, которую выучил заранее, только раз прочитав ее с листка, который мне дала секретарша. Моя память была тренированной, и я запоминал все на лету. Только благодаря уникальной памяти я, выходец из бедной семьи, выжить в институте. Меня за хорошие знания награждали стипендиями, на которые я жил.
Пластиковые гробы с покойниками стояли в ряд и возле каждого толпились родственники. Женщины негромко плакали, мужчины шмыгали носами, опустив взгляды, лишь изредка кто-то подымал голову и смотрел на меня с выражением понимания, и снова опускал ее. Я говорил и говорил, слова были подобраны, так что и меня брало за душу. Да и сама обстановка зала похорон с его темными траурными тонами помогала мне в моей речи. Мне самому было не по себе, и жалость к погибшим чуть не выдавила с меня слезы. Но я сдержался и прочитал речь до конца. Потом обошел всех родичей и женам погибших вручил по конверту с чеками.
Я не заглядывал в конверты, и о суме компенсации ничего не скажу, но на лицах жен усопших я видел благодарность. Наверняка, они знали, что сумы не маленькие. Так компания пыталась замять дело. Если родные довольны, то больше некому поднять шум.
Сделав все, что от меня требовалось, я последовал к выходу из зала. Меня догнал долговязый паренек, сын одного из погибших ученых.
– Сер, – позвал он меня, – может, помяните с нами моего отца, выпьете стопочку коньяка? В соседнем здании ресторан, может, вы присоединитесь к нам?
Я видел искренность, с которой человек приглашает меня, но не по правилам было мне принять такое приглашение. Я должен держаться на публике достойно своему креслу, и мне пришлось как то ласково отказать, ссылаясь на то, что я на работе и у меня много дел.
Когда я снова сел в машину Миши, то я смог хоть как то перевести дух.
– Не нравятся мне покойники, и вообще не люблю похорон. Слишком я впечатлительный или мои взгляды глубоко не моральных принципов. Я бы никогда не выставлял лицезреть покойников. Я понимаю, что родным нужно провести их в последний путь, попрощаться, но вид мертвых тел сильно влияет на психику людей. Да еще обстановка словно в фильме ужасов. Нельзя ли обойтись без вех этих прибамбасов, и просто поручить службам города выполнить все тихо и без обрядов? – жаловался я, сам не понимая, что несу.
– Парень, ты никогда не терял близких тебе людей. Я тебе не рассказывал, что во время той гонки, на которой я стал калекой, погиб самый родной мне человек на свете, моя жена. Она была у меня штурманом. Не то было главным аргументом, что у меня сломан хребет во многих местах, а то, что психиатры поняли, что мне никогда не оправиться. Она умерла у меня на руках, мы оба были зажаты в металле автомобиля, и я ничего не смог сделать. Она даже сказала: «береги детей» и еще приказала жениться на ее сестре. И что ты думал, я долго ходил за ее сестрой, пака она согласилась. Но я ее не люблю, хотя они так похожи, – говорил Миша, а я чуть не заплакал.
