Жалкая жизнь журналиста Журова - страница 24
Леха повеселел, на Журова смотрел с восторгом.
– Тогда айда на ужин! А потом на танцы!
– Не гони. Дай отдышаться-то с дороги! Только из Москвы… Поесть, конечно, надо. А вот приглашать дам на бал… Может, в другой раз?
– Ладно, пригласим в другой раз, – тяжело вздохнул Леха, – А вот на танцы все-таки заглянем. Окинем взором контингент.
Журов зашел в свою комнату. Было слишком натоплено. Он открыл форточку, быстро разобрал сумку и плюхнулся на кровать. С улицы приятно тянуло морозцем и хвоей. Хотелось залезть под одеяло и проспать до утра. Перед глазами стояла француженка, как он ни старался прогнать ее образ. «Ну и чего я к ней подсел? Поперся провожать… Теперь, будь оно неладно, знаю, где она живет… телефон. Клялся же, что больше никаких иностранок! Господи, что со мной происходит?! Расстаться с Иванкой, причинить такую боль… Я-то знаю, что не виноват. Вернее, виноват, но вынужденно. Это не моя личная подлость, это все из-за отца… Сам бы я никогда… Однако весь в дерьме! И все это – чтобы буквально через месяц увлечься француженкой!? Зачем мне это?! Нет, нет и нет! Ни в коем случае! Надо придумать, как передать ей эти чертовы кассеты… хотя чего тут думать – попросить Идриса или Хусейна. Или вообще не возвращать… Забыть. За француженкой, как пить дать, серьезно приглядывают, контакты пеленгуют… А с другой стороны, чего это я тут размечтался, словно ей есть до меня дело. На фиг ей, сногсшибательной красавице, сдался студент?! Вот и прекрасно: будем считать, что я ей не нужен! Она мне и подавно! По-хорошему, закрутить бы шуры-муры с простой русской девочкой и выкинуть из головы любую иностранщину! Поблядую тут с парнями немножко, а там видно будет. Стану тут третьим принцем… Детский сад какой-то…» Глаза Журова слипались, он зарылся в подушку, устроился поудобнее и… Раздался требовательный стук в дверь:
– Пошли на ужин! Мы тебя на улице ждем!
Журов задумался, – а стоит ли? Поколебавшись, все-таки встал. Можно выспаться и завтра.
Нетрудно догадаться, что ужином дело не ограничилось. Сметелив что-то невнятное в основном ресторане гостиницы, они переместились в другой, где проходили танцы.
Журов уселся за столик с табличкой «заказан» прямо у танцпола. Леха с Николашей стеснительно переглянулись.
– Не волнэ, – успокоил их Журов, – мне папаша столько бабок отстегнул за хорошее поведение, что можно и шикануть. Сейчас договорюсь с таможней! – он отвел в сторону подлетевшего к ним разгневанного официанта – не видите, столик заказан! – что-то с покровительственной улыбкой втолковал ему на ухо. Официант чуть отстранился, осмотрел Журова и убрал табличку. Вскоре на столе появились две бутылки шампанского и внушительная порция красной икры. И больше ничего! В этом заключался особый шик.
Музыканты настроили инструменты, и на сцену вышла певица – уставшая, видавшая виды женщина лет сорока, в атласном платье с блестками, обтягивающем узкий зад и лопающемся на бюсте невероятных размеров. Пела она плохо, но кого могло это остановить! Как по команде «старт», с первыми же аккордами народ ринулся на площадку. Леха тоже сделал попытку, но Журов удержал его:
– Не спеши! Еще успеешь. Дай осмотреться. С наших мест мы всех увидим.
– Так застолбят же лучших! – не сдавался Леха.
– Всех не застолбят, – уверенно произнес Журов.
– Предлагаешь поменять русскую пословицу? – хмыкнул Николаша. – Под лежачий камень вода течет?