б) "Шелкопряд и земляной червь" (Le Ver a soie et le Ver de terre, XIII) в некотором смысле является полной противоположностью предыдущему примеру, как корни и плоды, старь и новь.
Если в «Сиротках» мы видим зарождение родовой чести, то в «Шелкопряде» уже результаты её; если «Сиротки» пронизаны библейскими отсылками, то «Шелкопряд» наполнен царившей тогда философской максимой о том, что природа сознательно движется к гармонии и процветанию, давшей начало теории эволюции Жана Батиста Ламарка. Сама теория Ламарка[62] оформится только через 36 лет, но видимо нечто подобное уже витало к тому времени в воздухе и сквозило в статьях молодого естествоиспытателя (а Буазар и Ламарк были одногодками). Но на этом прозорливость басни не заканчивается, несмотря на ошибки, подлог и огрехи с биологической точки зрения, такие как:
– доказанная позже несостоятельность теории эволюции Ламарка;
– некорректное сравнение одного вида в развитом состоянии и стадии развития другого вида;
– непонимание (хотя этот подлог большее пророчество, чем многие откровения) биологической роли дождевого червя и тутового шелкопряда. Последний, несмотря на производство шелковых нитей – самый что ни на есть паразит, объедающий тутовое дерево, выросшее не в последнюю очередь благодаря тому, что дождевой червь взрыхлил и удобрил почву. Но исказив факты, Буазар очень точно вскрыл отношение класса паразитов к эксплуатируемому классу. И как тогда для Буазара рабочие и крестьяне были грязными червями, и как для Бунина (ещё один литературный гений пополам с политическим олигофреном) сплошь беглыми каторжниками[63] (как после этого пасквиля можно считаться человеком – большой вопрос), так и для нынешних паразитов – от безголосой певички до бессовестного олигарха, от стримерши Карины до "кормившей весь СССР" Лаймы Вайкуле есть для трудового класса характеристики только типа «быдло», "нищеброды", «неудачники», "алкаши", которые якобы "живут за счёт наших налогов"; и, конечно же, эти чистоплюи начисто забыли, – или делают вид, что не понимают, – что экономику вывозят на потных плечах трудяги, производя материальные ценности этими самыми мозолистыми грязными руками в земле, саже, ржавчине и мазуте. Да этим работягам в ноги кланяться надо, а не помоями с экрана поливать! В общем лживое пророчество, показывающее всю изнанку дворянской чести, сказка про славное прошлое, оставшаяся в постаринном[64] будущем – такое у меня впечатление от этой басни.
Кстати, Иван Бунин сходен с Буазаром не только в отношении к народу, но и в отношении к революционерам и описании оных.
3. Антиреволюционные басни.: сравните характеристику революционеров из бунинских "Окаянных дней"[65] и образы революционеров (суть смутьянов и заговорщиков) в баснях реакционного француза! И "Египетские боги" (Les Dieux D'Égypte, XVII), и «Пауки» (Les Araignées, VIII; сравните с главой "О тарантулах" из произведения Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра"), и образ волка в басне "Волк и ягненок" (Le Loup et l'Agneau, I) – и даже унизительный образ козла в басне "Пес и козёл" (Le Chien et le Bouc, XIX) – воистину, баснописец оттоптался на образе революционера от души: и шаромыжники они, и не хотят жить по миру, и только языком молоть горазды – не напоминают ли подобные характеристики описания членов кружка Верховенского-младшего в романе «Бесы» Фёдора Михайловича Достоевского? Ни в коем разе не пытаясь сравнивать психологизм великого русского писателя и классическую схематичность французского ретрограда, хотел бы подчеркнуть только общность их охранительских идей и спросить в пространство: а не является ли антиреволюционная ирония Буазара отражением панического страха Достоевского перед бунтом? Впрочем, оставим этот вопрос: слишком велики очертания колосса по правую руку и, надеюсь, другими исследователями будет написано немало диссертаций и монографий на эту тему. Нам же пора двигаться дальше.
