— И что Жарову будет за драку? — интересуюсь я, надеясь, что его серьезно накажут. Ведь он подрался на паре, да еще и грубо ответил преподавательнице.
Лера фыркает:
— Да что ему будет? Максимум получит выговор и его папаша отвалит денег на какое-то оборудование для университета. Ну или купит плазму ректору, — усмехается она.
— И что, тут всегда так?
У меня, конечно, еще не было таких проблем со студентами, но хочется быть уверенной, что после серьезного проступка их накажут.
— Конечно, Аня. Эти дети — сыночки и дочки богатых родителей, которые готовы на все, лишь бы в личном деле каждого не было упомянуто никаких ненужных деталей, понимаешь? За время, что Жаров здесь учится, у него было немало конфликтов. А посмотри личное дело — там хорошо если одна-две записи… У Жаровых слишком много денег, чтобы заморачиваться, а у их сынка чрезмерно высокое самомнение и вседозволенность.
Я молча перевариваю информацию и, кажется, понимаю, почему Жаров так себя ведет. Он привык получать все, чего ему хочется. И новая преподавательница ничем не отличается от той же студентки. Осознавать это неприятно, но именно эта информация помогает вытолкнуть из воспоминаний его руки на моей талии и тот обжигающий поцелуй.
Домой я еду спокойной и уверенной, что воспоминания о Руслане больше меня не потревожат. С Валерией мы прощаемся на одной из остановок. Она поведала немало информации о студентах, после чего помахала мне на прощание и сбежала по ступенькам маршрутки. Несмотря на то, что наш первый разговор прошел не слишком приятно, она мне понравилась.
— Ваня, я дома! — кричу с порога, замечая, что дверь открыта, а туфли мужа стоят там же, где и утром. Значит, он никуда не выходил.
— Привет, милая.
Ваня появляется в прихожей через минуту. Упирается плечом в дверной косяк и с обожанием смотрит на меня.
— Я так соскучился, — произносит он. Подходит ближе и сгребает меня в объятия.
Я обнимаю его в ответ. Сжимаю спину руками и опускаю голову ему на плечо, приказывая себе не плакать, потому что именно сейчас почему-то очень хочется разрыдаться.
— Я забронировал столик в ресторане, малыш, — произносит Ваня. — Мы же сходим?
— Да, конечно, — лепечу едва слышно, потому что в горле встает ком. Я проталкиваю его глубже и говорю уже уверенней: — Пойдем, только я переоденусь.
— Хорошо, — кивает муж. — Там это… на кухне нужно убрать. Я хотел приготовить ужин дома, но ты же знаешь, как я готовлю?
Он вроде бы извиняется, но я чувствую, как внутри закипает раздражение.
Периодически Ваня заходит на кухню, делает попытки что-то приготовить и оставляет гору немытой и испорченной посуды на меня. Я терпеть не могу такие поползновения, но никак не показываю этого, потому что потом следует «Разберись, что тебе нужно!».
Переодевшись, забегаю на кухню, чтобы взглянуть одним глазком на масштабы катастрофы, и понимаю, что ничего не изменилось. На плите, как и обычно, свалены в кучу сковородки и кастрюли, на столешнице рядом — гора немытых тарелок и мисок, а в углу у тумбочки засохло разбитое яйцо.
Требуется невероятное самообладание, чтобы успокоиться и выйти к мужу в нормальном расположении духа, но я преодолеваю это и, улыбнувшись, выхожу в прихожую. Ваня одет в темно-синий костюм, купленный пять лет назад на свадьбу его друга, и темные туфли. Я надела свое самое откровенное платье длиной до колен. Откровенное, потому что сзади чуть приоткрыты плечи. Пожалуй, это максимум того, что муж разрешает мне носить.
