Сейчас на перроне пусто. Только вдалеке, где раньше располагались самолётные стоянки, стояли остовы от догнивающих самолётов. Разрушительные реформы не оставили ничего. Осталось только то, что невозможно или невыгодно унести или увезти. А то, что исчезало, мало что в последствии использовано по прямому назначению.
Пассажиры медленной вереницей тянулись со своими сумками и баулами к выходу с перрона. Ему бросилось в глаза, что многие тянули огромные клеёнчатые сумки, в которых раньше «челноки» перевозили шмотки из-за границы. На севере это явление раньше отсутствовало. В магазинах существовали стабильно пустые полки со скучающими продавцами. Веяние нового времени коснулось и Севера. На свободные рынки сбыта кинулись сотни мелких торговцев и предпринимателей, которых раньше называли просто и ясно – спекулянты. Формула этого явления проста, как Божий день: купить дешевле, продать дороже. Этим сейчас и занималась львиная доля значительно поредевшего за последние годы населения, оставшаяся без предприятий, работы и во многих случаях без средств к существованию. Негативного отношения к деятельности предпринимателей у населения не возникало, даже наоборот, появилась возможность купить всё, что захочется, были бы деньги. Люди просто работали и зарабатывали себе на жизнь на перепродаже товара и продовольствия. Совхозы и государственные предприятия исчезли. Чем ещё зарабатывать людям себе на жизнь? Тем и зарабатывали, что приспосабливались к новой жизни, кто как может.
Имелись попытки и раньше открывать свой бизнес, создавали кооперативы, но они просуществовали очень недолго и в самом зародыше задушены налогами и проверками. Дольше других продержались видеозалы, но и они со временем тоже исчезли под натиском давления сверху, как нёсшие чуждую для того времени идеологию, пропагандирующие якобы секс и насилие. А теперь эти «секс и насилие» транслируются круглые сутки по всем каналам телевидения. Западная культура упорно навязывается общественности, старикам, детям. Доминирует засилье экранных девиц, ведущих якобы самый правильный образ жизни, распущенных и вульгарных, не имеющих понятия о нравственности и морали. Отношение народа к этим проявлениям западной морали однозначное, но все вынуждены смотреть то, что показывают с обязательной демонстрацией курения и распития спиртных напитков, а потом разбрасыванием в разные стороны окурков и пустой тары – это в том, другом экранном мире, очевидно, считается высшим шиком.
От нахлынувших мыслей отвлёк вопрос:
– Семён, ты что ли?
Семён вглядывался в постаревшее лицо окликнувшего его человека. Он конечно же его узнал, но никак не мог привыкнуть к новому, ему непривычному облику. Семён знал его молодым, энергичным, требовательным, а сейчас на него смотрел пожилой человек с грузом за плечами от прожитых лет, но глаза те же самые, правда, потускневшие, но с живым блеском.
– Я, своей персоной.
– Ты как тут?
– Но ты же здесь? Вот и я здесь, – Семён рассмеялся.
– А ты всё такой же шутник. Я-то никуда не уезжал. Реформы, глобальное переселение – это всё не для меня.
– Разве реформы тебя не касаются?
– Реформы сами по себе, а я сам по себе. Мы существуем параллельно и друг другу не мешаем. Каждый идёт своим путём.
– Хорошо, что ты не растерял свой оптимизм. Работаешь?
– Пока работаю. Самолёты доживают свой век, и я вместе с ними. Чего приехал-то? Погостить?
