Они делают много хорошего для армии. Поднимают боевой дух…
Я многому научусь, эта работа обеспечит мне хорошие перспективы…»
Весь день она поглядывала на часы; все мышцы в ее теле напряглись от нервного возбуждения. В шесть часов она спокойно заняла свое место за семейным столом. Вскоре в дверях появился отец, высокий, хмурый, в длинном халате, который он всегда носил дома. Аккуратная бородка и черные глаза с тяжелыми веками придавали ему сходство с ветхозаветным пророком. Из-под халата выглядывали броги, элегантные ботинки, какие носили английские джентльмены. Джойс начищала их каждое утро перед тем, как пойти на работу.
За ужином разговор касался лишь безобидных тем: погоды – ужасной; войны, на которой не было признаков улучшения. Поговорили о миссис Орестес, соседке, у которой несколько месяцев назад погиб во Франции сын; ее жалели, но считали, что ей пора уже взять себя в руки. Джойс сказала, что соседка с тех пор не вылезала из домашнего халата и не открывала дверь на стук, даже когда Джойс испекла для нее пирог. Когда опустели тарелки, отец ко всеобщему восторгу извлек из складок халата ириски, купленные в Амстердаме. Тан поспешила на цыпочках за мятным чаем для Ремзи. Когда ушла и Джойс, Саба набрала в грудь воздуха и обратилась к отцу.
– Что мне делать? Помочь Тан на кухне? Или мы можем поговорить?
– Присядь, Шоба. – Отец назвал ее ласковым именем, как в детстве, и показал на скамеечку, стоявшую возле его стула.
Она села, стараясь не загораживать тепло камина, согревавшее его ноги. Сердце громко стучало в ее груди, но она прихлебывала воду и старалась казаться спокойной.
– Мы давным-давно не говорили с тобой на серьезные темы, – пробасил отец.
Верно – когда он приезжал домой, Саба старалась держаться от него подальше.
Тан притащила мятный чай и снова засеменила прочь. Отец сделал глоток, и Саба почувствовала его руку на своем плече.
Она протянула ему письмо.
– Мне хочется, чтобы ты прочел вот это письмо.
– Оно адресовано мне?
– Да, – ответила она, а сама подумала: «Нет, мне».
Ремзи начал читать письмо, и между его бровями залегла глубокая складка. Он дочитал до конца и принялся за него еще раз.
– Я одного не понимаю, – мрачно заметил он. – Как эти люди узнали о тебе.
– Сама не знаю, – ответила Саба с дрожью в голосе. – Вероятно, они слышали где-нибудь мое выступление.
Отец поставил чай на стол. Неодобрительно покачал головой. Наступило долгое молчание.
– Ты лгала мне, – сказал он наконец. – Ты опять ездила выступать.
Он произнес это так, словно она пела в стрип-шоу. Саба встала со скамейки, чтобы не казаться себе послушной собачкой у его ног.
– Только пару раз, – ответила она. – В церкви и в госпитале.
Он снова перечитал письмо и яростно поскреб затылок. Джойс, наверняка подслушивавшая за дверью, вошла в комнату с полотенцем в руке. У нее был испуганный вид.
– Ты видела вот это? – Голос Ремзи прозвучал как удар хлыста.
Джойс с паническим испугом посмотрела на мужа. Вероятно, в их отношениях возник кризис, и это было ужасно.
– Да.
– И что ты ей сказала?
– Ничего не сказала. – Еще ни разу Саба не видела, чтобы мать так дрожала от страха. – Вероятно, те люди случайно слышали, как Саба пела в методистской церкви, – пролепетала она.
– Не ври мне! – заорал отец. – Yaa, esek![31]
Вой сирены остановил их на мгновение, но вскоре затих. Все уже привыкли к ложной воздушной тревоге.
