Подали второе – молочного поросенка – и к этому моменту атмосфера за столом накалилась невероятно. Миа испытывала непреодолимое желание последовать за Арианой и спасаться бегством, но ограничилась тем, что попросила себе положить ей меньше, чем остальным.
– Где будет сидеть в церкви Анджела? – спросила жена Луиджи.
– Где захочет.
– На какой скамье? – настойчиво уточнил Луиджи. – Конечно же, дети усопшего должны сидеть впереди вместе с матерью.
– Впереди будет сидеть Миа, – сказал Данте. – По правилам этикета бывшая жена должна держаться в стороне. – Про себя он подумал, что мать, конечно, не из тех, кто будет неукоснительно соблюдать это правило. Она будет восседать за спиной Миа, всем своим видом показывая, как ее оскорбили, – и на миг в нем зародилось сочувствие к молодой вдове. Пришлось приложить усилие, чтобы отодвинуть подобные мысли вглубь сознания и перейти к обсуждению завтрашней церемонии. – Отца похоронят здесь у озера, церемония будет очень недолгой, и на ней будут присутствовать дети и… – Данте нервно запнулся, – его вдова. Потом все вернутся сюда, где будут поданы напитки и закуски… Затем прочитают его завещание. – Он сделал глоток бренди, и Миа, не в силах есть, отложила вилку, в молчании уставившись в тарелку. – Забыл сказать, – продолжал Данте спокойно. – Я прочитаю надгробную речь. Миа, – внезапно обратился он к девушке, и она вздрогнула от неожиданности. – Я спрашивал всю семью о том, что они хотят туда включить, а теперь спрашиваю вас: вы хотите, чтобы я что-то добавил?
Миа не ожидала того, что ей предложат внести какую-то лепту в последнее слово, что будет сказано над умершим, и не знала, как ответить так, чтобы не оскорбить чувства тех, кто любил Рафаэля по-настоящему, – в конце концов, она понимала, что их брак был лишь фикцией.
– Миа? – повторил Данте более настойчиво.
Не осмеливаясь поднять на него глаза, Миа ответила:
– Я уже сказала все, что хотела, вашему отцу. Уверена, написанная вами речь идеальна.
– Так вы не хотели бы ничего добавить? – уточнил Данте.
Миа замешкалась, и на какое-то время за столом воцарилось молчание, что было нарушено скрипом отодвигаемого стула. Луиджи, поднявшись, окинул ее взглядом, в котором читалось столько презрения, что казалось, он вот-вот выплеснет вино из своего бокала ей в лицо, а затем сказал:
– Я пойду в церковь, там должно быть теплее, чем здесь, несмотря на открытые двери.
– Мы тоже пойдем, – произнес Стефано, вставая и жестом приглашая Элоа присоединиться к нему. Быстро взглянув на Миа, он посмотрел на брата: – Ты идешь, Данте?
– Мне еще нужно кое с чем разобраться, – ответил Данте.
– Тогда я приду позже, чтобы забрать тебя на ночную службу.
Оставшиеся члены семьи решили, что не будут ждать подачи десерта, и начали вставать из-за стола. Миа услышала, как кто-то вполголоса сказал нечто нелицеприятное в ее адрес, – были и комментарии на итальянском относительно того, что молодая вдова не очень-то горюет и не пролила ни одной слезинки, а также не нашла добрых слов для ушедшего в лучший из миров мужа. Сидеть остался лишь Данте.
– Что ж, все прошло хорошо, – сказала Миа, и голос ее был неестественно пронзительным, а вымученный смешок – полным отчаяния.
– Это ни при каких условиях не могло пройти хорошо, – возразил Данте, подняв на нее свои темные глаза. – Понятия не имею, о чем думал отец, пожелав, чтобы мы ужинали все вместе.
