О–ёй.
Но почему бы и нет.
Галина Ивановна находит в списке контактов нужный номер, звонит. Гудков немного.
– Алло? – раздается спокойный женский голос.
– Анастасия Вячеславна, добрый день, это Хорошева из клиники…
– Слушаю вас, Галина Ивановна.
– Извините, что беспокою, просто я не могу дозвониться до Анатолия Сергеевича.
– Что вы хотите?
– Видите ли, у нас увольняется одна сотрудница, Кристина Шелест, – Галина Ивановна выразительно смотрит на меня, я киваю. – Так вот, Кристина говорит, что заявление отдала Анатолию Сергеевичу еще в начале недели, а я его в глаза не видела, заявление это. Мне же надо замену ей найти, приказ подготовить…
– Минуту.
Практически не дыша Галина Ивановна ждет ответа, свободной рукой тихо постукивая кончиком ручки по столу. В трубке тишина.
– Галина Ивановна? – спустя паузу слышим жену завклиникой. – Муж говорит, что заявления в глаза не видел, об увольнении Шелест впервые слышит.
– И что же делать? – кадровик растеряно смотрит на меня. Я на нее с удивлением. Что за новости? Калинин с ума сошел?
– Попросите сотрудницу временно отложить увольнение.
Нет! – машу головой.
– А если она не захочет?
– Сделайте так, чтобы захотела, – отрезает Калинина и отключается.
– Кристина, ты сама все слышала, – Галина Ивановна кладет телефон на стол и сочувствующе разводит руками.
– Угу. Только не понимаю, что задумал Калинин и почему меня не может отпустить его жена.
Мое заявление, помимо шефа, видели, как минимум, Агния и Любочка. Считай, свидетели. А Калинин почему–то в позу встал. Так я и правда решу, что ценный кадр.
В принципе, если не брать в расчет бывшего любовника, работать мне здесь нравится.
– Останешься?
– Подожду, когда Калинин явится, там решу.
15. 14. Никита. Неприкосновенная
14. Никита. Неприкосновенная
Сквозь сон слышу, как тихо открывается дверь в спальню. Маленькие босые ножки топочут до кровати, а потом в ногах чувствую возню и пыхтение.
– Папа! Папочка! Вставай! – Ксюха в любимой пижаме с гномиками прыгает по кровати. Еще плавая во сне, рефлекторно кладу руку на пах, спасая самое важное.
– Ксюша, дай поспать, – Лика возится, отодвигаясь на другой край, натягивает на голову подушку.
– Папочка, вставай! – дочь падает на коленки в опасной близости от моей головы. За ресницы оттягивает мне вверх веки. – Восклисение наступило!
– Сегодня суббота, – пытаюсь выбить себе фору в один день.
– Нет! Я у Илины Федоловны еще вчела сплашивала, вчела была суббота, а сегодня восклисение.
– А что у нас в воскресенье?
– Мы толт хотели испечь, забыл, что ли? Нам еще ингидиденты покупать.
– Забыл, – каюсь. – Давай попозже? Еще магазины закрыты.
– Сколько?
– Полчасика.
Ложится рядом на подушку. Чувствую ее запах и тихое дыхание. И кажется, слышу, как падают и взлетают пушистые реснички. Спустя полминуты маленький пальчик скользит по моему носу, на щеки, шею. Там щекочет кожу. Как тут спать?
Терплю щекотку, делаю вид, что сплю.
Пальчик по кадыку поднимается к подбородку, до рта. Резко хватаю губами его и зажимаю.
Ксюшка, пугаясь, выдергивает его из моего рта, звонко и громко хохочет, дрыгаясь всем телом.
– Да дайте же поспать! – недовольно взвизгивает из–под подушки Анжелика.
– Тс–с, – прижимаю палец к губам. – Не буди Лихо, пока оно тихо. Пошли тихонечко.
– Собилаться? – шепотом.
– Ага.
Осторожно слазим с кровати, поглядывая на Лику.
Как воришки, на цыпочках крадемся из комнаты. По пути беру свою одежду.
